Тайна для отношений.

Лиза Николс: "В личной жизни, в отношениях между людьми очень важно понимать того, кто вступает в эти отношения. Но я говорю не только о вашем партнере, первым делом вам нужно понять себя"

Джон Грей:" Вы будете решать собственные проблемы. Не указывайте пальцем на другого, не говорите :"Ты мне должен. Дай мне больше". Вместо этого дайте больше сами себе. Найдите время, посвятите его себе и наполните себя до краев - тогда, переполнившись, вы начнете отдавать избыток."

Чарльз Энел:"Чтобы получить любовь...наполните себя ею, пока не начнете притягивать любовь, как магнит".

Запомните тайну.
-Если вы хотите притянуть нужные вам отношения, убедитесь, что ваши мысли, слова, действия и окружение не противоречат вашему желанию.
-Ваша работа - это вы, пока вы не наполните себя до краев, вам нечего отдать другим.
-Относитесь к себе с любовью и уважением, и вы притянете людей, которые будут вас любить и уважать.
-Когда вы плохо к себе относитесь, вы блокируете любовь и притягиваете ещё больше людей и ситуаций, заставляющих вас плохо к себе относиться.
-Сосредоточьтесь на том. что вы в себе любите, и закон притяжения рассажет вам ещё более восхитительные вещи.
_Чтобы наладить отношения, сосредоточьтесь на качествах, которые вы цените в другом человеке, а не на его недостатках. Когда вы сосредотачиваетесь на достоинствах, вы получаете ещё больше доказательств и прявлений.

* Америку, вроде, не открыли))*

Девочка, умеющая до полусмерти влюбляться - поэт Изя Райдер   

Считалочка
Сто дней, сто ночей,
Плачет город - он ничей,
знаешь, жизни несчастливых
сходятся до мелочей.

Сейчас два часа тридцать восемь минут. Сейчас я сажусь за стол, беру карандаш и пишу тебе то, чего от меня не ждут. А если ждут, ты когда-нибудь передашь. Море плясало и дождь над
ним причитал. Я этого не писала. Ты этого не читал.

Когда-нибудь он выходит ее встречать. Он надевает куртку, берет собаку, на лестнице
недовольно пинает банку и вежливо отвечает, который час.До остановки, в общем, недалеко, но он шагает медленно, отражаясь, в широких мелких лужах, от листьев ржавых, в колючем небе, бледном, как молоко. Он впитывает разрозненный звукоряд, прозрачный несезон, холодок по коже, он думает, что любимые все похожи на мелкий дождь, танцующий в фонарях. Он думает, что они все похожи на неоновые змейки на мокрых крышах, на то, как осторожно на руку дышат, когда оно несильно обожжена.
Она его обнимает. Слегка сипя, здоровается. Бросает собаке коржик. Он думает, что любимые все похожи и улыбается этому про себя.

Когда-нибудь, например, через пару дней, она сидит в автобусе, как живая, опасная, как
собака сторожевая, когда добыча распластана перед ней. Они сидит и внутри у нее все лает и смотрит глазами цвета, как жидкий йод. По радио какой-то мудак поет: "Ах девочка моя, ла-ла-ла-ла-лайла, ах девочка моя, ты такая злая, как будто он совсем тебе не дает."
Она подходит к выходу, словно зомби. И слезы в ней дрожат, будто зерна в зобе,
Она ревет, вдыхая прогорклый смог, двадцатилетний лоб, а точнее лбица, как будто весь мир старался к ней продолбиться, а этот придурок смог. И заяц жил, и лисица жила, и львица - а медведь пришел и разрушил весь теремок.
Она стоит и коса у нее по пояс. И щеки мокры от слез. А у любви есть тот, кто попал под поезд и тот, кто забрызган грязью из-под колес.

Когда-нибудь мы сидим с тобой вшестером - ты, я и четыре призрачных недолюбка и лунный свет, и моя голубая юбка, и дымный и негреющий костерок. Когда-нибудь мы сидим с тобой у огня и ты говоришь мне: "Слушай, кто эти люди?" И я отвечаю: "Это все те, кто любят или любили неласковую меня." И я говорю: "Вот этот отдал мне год, а этот два, а этот платил стихами, которые внутри меня полыхали и отражались строчками у него. Полсотни месяцев, сотни живых зарниц, бессонных и счастливых глазных прожилок - которые я тогда у них одолжила и вот сейчас должна всё прожить за них. Вот видишь, складка, горькая, пожилая, вот слышишь - смех неистовый, проливной - ты думал, это было всегда со мной, а это я кого-то переживаю."
Быть может и сама того не желая - но вечно, как и водится под луной.

Время - наверное пять с хвостом. Острым карандашом этот текст написан о том, что всё будет хорошо.
И острием самым подведена черта.
Я этого не писала.
Ты этого не читал. *

April 16th, 2008

Живет у меня в компе такая папка "Разное с литературных сайтов" Там попадаются совершенное разноплановые и совершенно разновеликие забавные и душевные вещицы. Иногда совсем сырые, незрелые, но чем-то зацепившие.  Иногда, на мой субъективный взгляд, настоящие шедевры. Вот один из  рассказов о детстве. Мне всегда было интересно "услышать", как  чувствует и размышляет противоположный пол.
   
                                      Ночной диалог с молчаливой Бабочкой

   Полночи не спалось. Бабочка по комнате летала. Этой весной настоящее нашествие бабочек, а комаров нет до сих пор, хотя им, наверное, проще проникнуть... Бабочек не трогаем. Символ души, только не помню в какой именно мифологии. Зачастили ко мне души, которым тоже не спится. Мысленно в путешествие эту пригласил. Подумал, а не пройтись ли немного по дорогам? Вспомнить разные-разные дороги, по которым ходил, да и тропинки, если и они в памяти остались...
   Почему бы и нет?
   Просто с ними общаться, с бабочками, почти также как с облаками - мысленно говоришь: "Мисс Бабочка, не могла бы ты притихнуть? Присесть, отдохнуть, поскольку очень громко для ночного насекомого летаешь! Не шурши! Давай, ты попробуешь настроиться на мои мысли, а я тебе про дороги расскажу".
   И если затихает она, пусть и не сразу, а секунд через двадцать, то можно сказать: "Спасибо, Мисс, за понимание. Слушай!"
   
   Первая дорога была бесконечной, как Китайская стена, о существовании которой я еще не знал. Маленьким был, пяти лет еще не исполнилось. Дед с папой землянику приносили из леса, и мне очень хотелось в настоящем лесу побывать. Меня не брали, говорили - в парке погуляем, а я возмущался, поскольку уже нагулялся там. Я требовал, чтобы меня взяли в самую заросшую чащу. Мне хотелось посмотреть на настоящих волков и медведей, мне казалось, что лес должен быть таким, как его рисуют в детских книжках. Все звери там свободные, и никаких клеток.
   Знаешь, Мисс, я вот пытаюсь сейчас вспомнить, а как обстояло дело с лешими? Да, верил ли я тогда в леших, водяных и прочую нечисть? Пытаюсь, пытаюсь, и не могу... Получается, что не верил, но вместо леших появляется в памяти какое-то темное пятно, и не знаю, с чем его сравнить, понимаешь? Силуэт, сгусток, не подберу названия, но страх это вызывало настоящий. Где я с ним встречался? Не помню, но вот оно, черт его дери, выплывает из воспоминаний, но не так уж и страшно, да? Мы тут вдвоем, да? Это значит, что и страх этот на две половинки разделился. Мне стр, а тебе - ах... Или наоборот? Не исключаю, что страх этот из очень раннего детства, когда, по словам мамы, я чуть не умер от пневмонии. Бабочка моя! Уже смешно, так? Почти умереть, это, наверное, как почти забеременеть. Но метка остается, зачем-то... Нужный кому-то отличительный знак. Напоминание. Помнишь, как страшно было? Когда чуть не умер? Эй, ты, Черное пятно, иди сюда! Будь рядом с этим парнем, чтобы не забывал или не забывался.
   Прости, Мисс, ты снова по комнате разлеталась. Я ведь про дороги обещал, а забрел в чащу какую-то подсознательную. Боль от уколов в попу четырехмесячную почувствовал, совсем неожиданно...
   Я требовал.
   И меня взяли в лес.
   "Все по-настоящему?", - спросил я папу.
   "Да. Только не ныть там!", - ответил он.
   Я к игрушкам, фляжку детскую нашел, из белой пластмассы, на красном шнурке. Компас очень долго искал. Клянчил нож, но мне его не дали. Не настаивал, в первый раз и без ножа можно.
   Заснул сразу! Сейчас бы так, да не получается.
   Разбудили меня в шесть утра. Я специально умылся холодной водой. Так суровее, ведь мы в лес пойдем!
   На улице - непривычно прохладно, солнца не видно - в облаках небо. Зябко, зеваю. На мне свитер, трико (Мисс, так мерзко тогда спортивные штаны называли), и синие резиновые сапоги. И идти я стараюсь чуть-ли не строевым шагом, как солдат. Фляжка через плечо. Мама хотела компота налить, но я отказался. Очень гордо отказался. Только воду. Солдаты не пьют компот! Он для девочек.
   Интересно! Дома ранним утром кажутся незнакомыми. Редкая машина удивляет, будто что-то новое увидел. Потому что тихо-тихо вокруг, как сейчас.
   И вот он - лес. И дорога, широкая, грунтовая, только тогда я слова "грунтовая" не знал. Никакого асфальта.
   Идем-идем-идем.
   Я по сторонам смотрю. Если лужу вижу, то в нее сворачиваю, чтобы прошлепать, потому что... Сапоги уже грязные, а штаны еще - чистые. А они одинаковыми должны быть! Мисс, ты не заскучала? Поверь, я сам не знаю, почему я так думал, но ведь думал, точно помню! Про сапоги и штаны. И про то, что желательно порвать эти штаны, чтобы все взаправду было, ведь мы в настоящий лес идем, а не в какой-то там зоопарк. Ссадины тоже обязательны, кстати!
   Говорил им: "Мы уже пришли! Почему мы в лес не заходим?"
   Мне отвечали: "Здесь нет земляники!"
   "Откуда вы знаете?"
   "Знаем!"
   "А волки здесь есть?"
   "Нет"
   "А там будут?"
   "Не знаем!"
   Долго шли по большой дороге, потом свернули на маленькую, совсем лесную, на которой луж было больше, и лягушки появились, и какая-то серая птица промелькнула пятном. Воздух изменился, насыщеннее стал. И бабочки, на тебя, Мисс, похожие, взлетали, если я палкой по кустам бил. Прости, а? Просто... Скучно столько времени идти, и ничего, о чем фантазировал, не увидеть. Да и не палка это была, а ветка большая, потому что комары уже проснулись, а я терпел мужественно (хорошее слово, а?), только увидел, что и дед веткой машет, и отец... Сдался. Разочаровался немного, а как иначе? Вот он лес - справа, слева... Ты словно в нем, и одновременно - на дороге.
   Наконец свернули. В лес!
   Облака к тому времени исчезли, а солнца стало до духоты много.
   Я увидел землянику, тут же, как первооткрыватель, закричал: "Вот она! Вот! Пришли!" Ага, Мисс, мне сказали, чтобы не кричал, а то придут волки, а земляники здесь мало, поэтому надо идти дальше, пробираясь через крапиву, кусты и поваленные, заросшие мхом деревья.
   "Ты не устал?"
   "Нет!"
   Какое там устал? Успевал попутно козявок-гусениц в специальную коробочку собирать. Снова прости, Мисс! Но они, то есть вы, то есть, прости, но такие интересные! И комары не замечаются, когда пытаешься найти кого-чего-нибудь.
   Поляна. Земляничная! Присели. Попили. Они чай, я - воду. Они закурили, я нюхал дым. Да, вредно, но ведь и приятно почему-то? Хороший запах табака, Мисс.
   У папы в рюкзаке две большие банки, у деда - три маленькие. О своем личном рюкзаке я только вчера мечтать начал. Не успел выклянчить. Папа взял маленькую банку, и дед тоже, а я закапризничал. Психологически проще собирать в маленькую, а потом пересыпать в большую. А если сразу в трехлитровую, то время останавливается... Она всегда на дне, эта земляника. Ее просто невозможно насобирать в достаточном количестве. Признаться в этом стыдно, остается только смотреть, как у них наполняются маленькие баночки, и они ее - бах! В большую! И сразу результат виден. А я кидаю ягодки, кидаю, а толку... Жарко в свитере, но не снять, ведь комары... хуже волков! Скоро и слепни прилетели, это было мое первое в жизни знакомство с ними... Дед научил шутке - если поймать слепня, эту огромную кровососущую муху, наплевать ей в глаза хорошенько, а потом отпустить, то, словно с ума сходит! Не знает куда лететь, не видит! Я представлял, что внутри слепней сидят маленькие летчики-фашисты, и плевал на стекла их самолетов, и они взлетали свечкой вверх, или врезались в деревья... Про ягоды я забыл. Я вел неравный бой с насекомыми! Все стало неинтересным, Мисс... Нет ни волков, ни медведей. Только жгучее солнце, комары и слепни. И некуда бежать.
   "Ты ведь обещал не ныть".
   И... стараюсь не ныть. Молча мучаюсь. Но получается плохо. То и дело ною, говорю, что никогда больше не стану кушать эту дурную землянику. Пытаюсь, одним словом, ругаться, но через жару проникает:
   "Ты ведь обещал не ныть".
   И я снова не ною, какое-то время.
   Знаешь, Бабочка, а ведь они собрали полные банки. Не иначе им леший помог. Я не понял, как это произошло, но смотрю - вот они, банки, стоят в траве, до краев, невесомая прозрачно-зеленая тля гуляет по ягодам. Как им это удалось?
   Дед сверток из рюкзака достал, развернул, а там - сало и хлеб. А я сало в детстве и из колбасы выковыривал, не знаю почему, Мисс, невкусным оно казалось. К тому же тут оно подтаявшее было, неприятное на вид. Хлеб пожевал. Батона бы, с компотом, но... Нет!!! Для девочек. Все правильно, жую черный хлеб. Сурово! Но запиваю чаем, потому что вода очень теплой стала, невкусной.
   На обратном пути я очень плохо себя вел. До большой дороги я терпел изо всех сил. Фляжка казалась тяжелой, я вылил из нее воду. Мне дали чаю. Я, Мисс, как-то не подумал, и допил его, понимаешь? Совсем допил. А меня не остановили. Не ходил я так много своими ногами, вот в чем беда. Они словно и не мои стали. Неподъемные. Я попросился на руки. А папа посмотрел так, будто обдумывал что-то, и отказал мне в этом. И дед отказался взять меня на руки.
   Я обругал их всеми ругательствами, которые знал к тому времени! Странно, но матерных слов я тогда не знал, а знал бы, и матерными бы обругал. Потому что... Я был в отчаянии, Мисс, я не мог идти.
   "Я не могу идти! Аааааааа!". - Я разревелся по-настоящему.
   "Тогда тебе придется остаться здесь", - сказал папа.
   Такое было страшно слышать от отца. Как остаться? До ночи? Навсегда? А как же волки?
   А они пошли вперед. И я ощутил полное отчаяние. Безнадежное. И побежал, когда они скрылись за поворотом. Посмотрел направо-налево, волков не увидел, но что-то подстегнуло меня так, что побежал! Несмотря на сапоги, облепленные высохшей грязью.
   Они!
   Обманщики!
   Они не хотели уйти. Они сидели на обочине, курили, и о чем-то говорили.
   Они ждали меня.
   Я... От пережитого я все забыл, и что чая нет, и попросил пить... У меня от страха пересохло горло.
   "Ты все выпил. Терпи, мы тоже хотим пить"
   Я не помню, как дошел до города. Но помню, что я отстал от них, подошел к заросшей тиной луже, лег на землю, и сделал пару глотков. Пару таких кайфовых глотков из лужи! Я бы и больше выпил, Мисс, но увидел маленьких головастиков, и испугался, что проглочу одного...
   Было мне Мисс, тогда около пяти лет.
   А сейчас я чувствую, что усну... Я хотел про разные дороги тебе рассказать... Про счастливые, по которым летишь, как на мотоцикле... Про печальные и грустные... ах... Эта... может и скучной тебе покажется, но она первой была, понимаешь? Я ее первой запомнил, а это, Мисс, важно... Э... Ты это, прилетай... про другие расскажу... Могу про страшные... У меня есть еще истории для тебе, про дороги... Дороги... Пока, Мисс...
   Сплю.
   
   2.
   Продолжим? Хм, как бы обратную связь наладить? Тебя, Мисс, послушать хочется. Вот интересно мне, как бабочки без дорог обходятся? Про пчел знаю, что есть у них трассы свои, так ведь там одна цель - меда больше собрать. Работяги! Нельзя им без оптимально рассчитанной дороги - обестолковится труд, если каждая пчелка своим путем полетит. Я и про птиц знаю, что влияет на них магнитное поле Земли, что вот отмени его, и закружат хаотично, без ориентиров. Не доберутся до Африки из нашего леса. Думаю, тебе не доводится летать на такие расстояния. Ты ведь не бабочка-монарх, в конце концов. Получается - нет у тебя дороги. Только не придумывай, что есть, иначе не сидела бы здесь... И вот как оно? Без пути? А? Молчишь. Не хочешь говорить на эту тему? Тогда, как тебе другая? Не поможешь разобраться? Вот меня ночь все больше и больше к себе забирает, руки у нее черные и холодные, но я не сопротивляюсь. Люди, как и бабочки - дневными и ночными бывают. Дневным быть, это как бы норма такая, почти обязательная. Не получается, Мисс. Забирает меня ночь, ворует у дня. Большинство людей уже сны видят, а мои еще не готовы, видимо. К утру подоспеют. Молчишь. И ничего мне не остается, кроме как рассказать тебе еще про одну дорогу. По ней можно было и не идти, а точнее - не бежать, распугивая-расталкивая случайных прохожих. Ну, это я так сказал, чтобы понятно было... Лично я в случайных прохожих не верю, и хватит об этом. Так вот, по той дороге можно было и не спешить, если хорошенько подумать. Но не получилось, наоборот - запыхался. Словно усилилась какая-то магнитная линия Земли, и потянула меня...
   
   И было мне уже не около пяти, а целых двадцать лет! Замечу, что немного перевоспитался к тому времени - сало из колбасы уже не выковыривал. Да и не было тогда никакой колбасы... Рис был, кубики бульонные были, да ноги куриные, и то - не всегда. Вся страна так жила, то есть не вся, но почти... Я жил один, работал. Какая разница где, все равно тебе это неинтересно. Вместе со мной работала девушка, только я тогда называл её женщиной. Она была старше меня на четыре года, понимаешь? Прожитые года толкают, как локомотив, все установки, сдвигают их... Вот покажи мне сейчас девушку лет двадцати семи, и ни за что не посмею назвать ее женщиной.
   У нее был полуторагодовалый сын. И больше никого. Не знаю про её папу, маму, может и были, только... Сразу видно, что она одна, с сыном. Согласен, Мисс, язык людей очень интересен, часто - парадоксален. Я тоже был один, хотя у меня и папа, и мама, и сестра! Бабушка с дедушкой еще не умерли. Потому и рассказываю тебе, что очень уж наши отношения с той девушкой поначалу оказались на ваши, бабочкины, похожи... Как-то быстро мы сошлись. Она воспитывала не только своего сына, но и меня. Нет, вместе не жили. Не дошло до этого. Группу "The CURE" ты тоже не знаешь, Мисс... Но я к тому, что есть у них песня, которая, если не ошибаюсь, называется: "Пятница - День Любви". Подписываюсь под этим утверждением, только с оговоркой. Это, Мисс, не любовь, пусть и похоже, по движениям... Это - как у бабочек, а вот потом - как повезет. Но где пятница, кстати, там и суббота.
   Постепенно зародилась скорее привязанность, чем любовь. Да и легче было переживать те времена не в одиночку. Уверен, она не отказалась бы тогда от мужа, если б кто нашелся на эту роль. Не нашлось, потому что таких, какой ей был нужен, оказалось мало. Я вот писал выше - "почти вся страна". Но ведь не вся? И вот ей был нужен человек, живущий по другую сторону границы по имени "почти". Мы нравились друг другу. Мы скучали, когда расставались... Но ведь этого мало, как думаешь, Мисс? Я в то время больше на мотылька был похож, что один день живет. Никаких путей не видел перед собой, лишь где-то внутри меня, глубоко-глубоко сидела какая-то уверенность, что именно так мне и надо сейчас жить.
   Как-то раз я вошел в курилку. Она сидела с девушками-женщинами-коллегами на банкетке, и рассказывала им что-то волнительное. У нее были испуганные глаза.
   - Может в милицию? - спросила Вика-наборщица у нее.
   - Я разберусь, - только и ответила она.
   Вышла.
   - Что случилось? - поинтересовался я у всех сразу.
   - Ничего-ничего...
   "Милиция", "разберусь", "ничего", - эти три слова разве что идиота не заставят поволноваться. А если добавить: "просила тебе не говорить", то сразу ясно, что пахнет дерьмом.
   Поспешил в кабинет, а она уже ушла. Ну, бабочка, у нас работа такая была, можно уйти раньше, придти позже. Иначе, может, я бы и не работал там.
   Минут через пять я все разузнал у Вики. По ее словам, мою девушку навестил вышедший из тюрьмы бывший ухажер, и произошел нехороший разговор, и он ее вроде бы даже как ударил, больно. И назначил ей встречу, сказав, чтобы не опоздала, поскольку станет ждать возле дома, и что "дело серьезное".
   Бабочка, это не любовь, это только пятница и суббота, плюс праздники. На Новый Год, к слову, она подарила мне целый килограмм сосисек. Хороший подарок, учитывая, что почти у всех жителей страны зарплаты были маленькими, а цены на сосиски - большие.
   Посмотрел на часы, и понял, что надо либо срочно её спасать, либо... Да мало ли что может произойти? Она ведь не к дантисту направилась.
   На улице было солнечно, я подбежал к остановке, но её автобус, вместе с ней, уже отъехал, оставляя меня в непростой ситуации. На такси денег не нашлось. Её дом, к счастью, находился не так далеко от работы, но и не очень уж близко. Километра три, не меньше.
   Эта история, и эта дорога, Мисс, интересна мне тем, что я пережил, пока бежал...
   У меня не было богатого опыта выяснения отношений с бандитами. По ходу я перебрал много вариантов на тему: "Как это будет?", и каждый заканчивался не очень хорошо для меня, да и для нее тоже. В груди, словно трансформатор перегревшийся гудел, а я все бежал, бежал, люди удивленно смотрели - и куда он так несется, а? Ой, Мисс, я реально представлял, как меня сегодня убьют, и мгновенно, тут же, думал - надо бы камень взять, только не кирпич, а именно пролетарский такой булыжник, и сразу бить бандита по голове. Жалел, что не взял на работе кухонный нож, которым девушки-женщины-коллеги резали продукты во время пьянок. Самое ценное в этом, Мисс, что все было по-настоящему. Я летел на самом быстром, самом качественном адреналине! Зачем он её бил? В ней весу-то и пятидесяти килограмм не будет, что там бить? И волны страха, Мисс, ледяные, словно из самой Арктики. Потому что страшно. То есть бегу, не зная, что ожидает на финише. И курю в это же время, от волнения, сразу видно, что не спортсмен...
   Мисс, подлети поближе, посмотри, как я сейчас улыбаюсь. Почти как идиот, да? Немногие воспоминания смогут вызвать у меня такую вот улыбку.
   Притормозил за пару домов. Восстановить дыхание. Сердце - как сошедший в клетке попугай. Мускулы, навыки, Мисс, хороши, но опыту знал, что если уж предстоит бой, то дыхание в нем - главное. Очень уж быстро, за секунды, расходуется оно.
   Я добежал быстрее, чем она доехала на автобусе. Просто он соблюдал правила дорожного движения, останавливался на перекрестках, а я нет. К тому же я выбрал, как пчелка, оптимальный путь - почти прямую.
   Возле подъезда никого не было. Все верно. Он ведь бандит! Зачем ему ждать её на улице, где так многолюдно в это время? Потопал по лестнице, заглядывая за мусоропроводы. Её этаж. Поднялся выше. Никого! Снова закурил.
   Что за фигня происходит?
   Не успел докурить, как загудел лифт. Стою на площадке, между этажами, а из лифта выходит моя девушка. Открывает дверь.
   - Эй! Все хорошо?
   Она испуганно обернулась, увидела меня.
   - Ты что здесь делаешь?
   - А где бандит?
   Мисс, у нее глаза такими стали, вот никогда не забуду. Через нее на меня смотрела Родина-мать. В них столько всего перемешалось. Ну, я сказал, что все знаю, про бандита. Только вот не могу вспомнить, что она мне отвечала. Не сохранились те её слова, понимаешь? Или не записались во мне, поскольку мандраж еще не прошел.
   На следующий день все стало ясно. Мисс, меня развели, как последнего идиота. Во время перекура они, оказывается, выясняли перспективу её отношений со мной. Проку, выходило, от меня совсем немного, по большинству параметрам, так как даже намека на желание оказаться по ту сторону "почти" не было. Она меня защищала. Говорила, что есть очень хорошие пятницы, и даже субботы, и что я еще шибко молодой. И кому из них пришла в голову мысль проверить меня подлым таким образом? Мисс, повторюсь, для меня, когда я несся по улицам, все было по-настоящему. Это важно. Я понял, что не так и сложно бежать, думая о том, что тебя могут убить. То есть после пробежки я это понял, а иначе может и не узнал бы... Но такое надо знать. Ну, мне так кажется. Нервы от этого не начинают активно размножаться, но само знание о том, что есть магнитные (или какие там, как их правильно назвать?) линии и для людей. Оптимальные, как у пчелок, и прямые, как черта между двумя точками... или между двумя людьми. И сложно не следовать им, в особых случаях, даже если кажется, что все наоборот.
   Не спишь?
   Мне после вчерашней беседы сон приснился, Мисс... Странный, и провокационный. Будто бы стала Россия лидером, и война прошла, вроде ядерной, на Ближнем Востоке, и все посмотрели, что из этого получилось, и вроде мириться принялись, а у нас сама знаешь - всего хватает... И стала страна наша доминировать. Ну, там самое интересно в конце: Президент наш в ООН выступает, и речь такая, что, мол, ребята, объявляем о победе Мировой революции! А кто против, тот... И вроде против никого нет, и только шушуканье в воздухе: А где же демократия? Вы ведь говорил, что выбрали демократический путь! Ах! Ох! Я ответ запомнил... Долго смеялся во сне. Ну, им ответили, что ребята, неужели вы могли подумать, что мы предадим наши идеалы? Это тактический маневр был, чтобы усыпить вашу бдительность...
   Мисс, блин, вы, бабочки, ничего в этой белиберде-политике не понимаете, поэтому я лучше про девушку закончу рассказ. Насколько я знаю, она до сих пор одна, с сыном, который уже вырос. Мы как-то естественно расстались, после того случая. Правильно, кстати, сделали. Потому что приди потом к ней не выдуманный, а настоящий бандит... Хо-хо! Я бы не побежал после такой учебной тревоги еще раз, Мисс. Я бы не смог воспринять её серьезно. Второе дыхание не открылось бы! Да-да, как в сказке про пастушка, все верно. А откуда вы наши сказки знаете?
   Ну, вот и все. Хватит на сегодня... Чувствую, сны на подходе, вдруг они снова про Мировую Революции? Хоть ты и не понимаешь ни черта...
   
   3.
   Ты видела, как я Таро раскладывал? Привычка такая, - вроде и так всё знаю, и поводов, чтобы тревожить Арканы нет, а руки сами к ним тянутся. К тому это говорю, что подумал сегодня о новом раскладе. Представь, вопрос задаешь, карты раскладываешь рядами, и вот на которые бабочки прилетят, те и следует исследовать. Практическое воплощение такого замысла невозможно - дрессировке вы не поддаетесь, но всё равно красиво, таинственно и очень эстетично получается, пусть только в мыслях.
   Давай я расскажу о великой силе сказанного слова. Это очень смешная история. Брошенная просто так, без умысла фраза, может и до кладбища довести, как случилось однажды со мной.
   Отмотаем назад пленку бобины на которой написано: "Время". На том месте еще песенка должна быть записана, очень плохого качества, про маму-анархию, и папу-стакан портвейна. Восьмой класс, Мисс! Точнее - летние каникулы после седьмого. Я снова в том городке, где лес с земляникой.
   Поздний вечер или ранняя ночь весной. И звезды, куда уж без них. Под плакучей ивой - скрипучие качели. Конструкция из чугуна, к которой приделана деревянная скамейка. Если долго качаться, то можно протереть подошвы кроссовок. Ноги в качестве двигателя. "Солнышко" на этих качелях не сделаешь. Маленькие дети презирают такие качели за медлительность. Но, думаю, они могли бы быть полезны гипнотизерам своей монотонностью. Для влюбленных, впрочем, тоже хороши.
   Я уже умел бренчать на гитаре. Да-да, именно так, бренчать. Петь пытался. Каждый вечер мы встречались на этих качелях. Человек десять мальчиков и девочек. Места хватало - на таких качелях можно сидеть не только на лавке, но и использовать саму конструкцию. Кстати, они и турник легко заменяли. Видела дерево, облепленное обезьянами? Да? Не ври, нету в окрестностях обезьян...
   И чем больше звезд, тем меньше мальчиков и девочек остается на качелях. Родители, Мисс, волнуются, сама понимаешь. И вот совсем немного нас осталось, к половине второго ночи. Если хорошенько подумать, то уже можно было шайку разбойников организовывать, из оставшихся друзей и подружек. Пусть малочисленную, но отчаянную! И назвать её "Вышедшие из под родительского контроля". ВРК, если сокращенно.
   Сидим. Спели все, что я умел бренчать. По несколько раз. Разговаривали о чем-то, разговаривали, а потом почему-то на тему смерти и кладбищ переключились. Страшилки всякие разные друг другу рассказывать стали. Еще позже кто-то сказал, что ночью, на кладбище, наверное, невыносимо неприятно, а кто-то возразил. А я уже тогда подходил к познанию мира эмпирическим путем, хоть и не знал такого слова.
   - Ну и зачем спорить? - сказал я. - Пойдемте, проверим.
   Все притихли. Чиркнула спичка, кто-то закурил. И тут одна девочка, пухленькая такая, говорит:
   - Пойдем!
   Я встал с качелей, ожидая, что и остальные последуют примеру, только... Никто, кроме этой девочки не шелохнулся. А ей весело, будто она каждую ночь по кладбищам гуляет.
   - Мы не идиоты! Хочется вам, вот и идите! Что мы там забыли? - посыпались на меня предательские реплики.
   Блин!
   Такое развитие событий меня не устраивало. Всей компанией идти, пусть и небольшой - это почти нормально, но вот с этой толстушечкой... Она и бегает, наверное, плохо, если что... Да к черту! Я ведь просто так ляпнул. Хорошо, Мисс, пусть не просто. Выпендреж сие называется. И попался моментально. Я и днем кладбища не любил посещать! А в этом городке оно в лесу располагалось, и топать до него далековато.
   - А! - Они что-то почуяли. - Тебе самому страшно.
   - Пошли, - сказал я. - Не страшно. - Это я соврал, конечно.
   Ой, Мисс, мне еще страшнее стало, когда девочка эта сказала, гордо так:
   - Мне с ним ничего не страшно!
   Понимаешь? Вся ответственность теперь на мне! То есть ей не страшно, потому что я рядом, поскольку она себе это внушала, что со мной не страшно, а мне эту эстафету передать некому...
   - Так вы идете? Долго-о-о собираетесь...
   И мы, Мисс, пошли... Я подумал, что она еще не осознала в полной мере своего желания. Ляпнула, как и я, просто так... Но очень скоро девочка эта одумается, и произнесет спасительное:
   - Холодно стало, пошли обратно.
   А можно и так:
   - Ой, меня родители искать станут. Они не одобряют, когда я с мальчиками по кладбищам ночами шляюсь.
   Нет! Она шла и весело болтала о школе, учителях, словно мы на линейку шли.
   Минут через десять я не выдержал:
   - Слушай, ты не замерзнешь?
   Глупый вопрос. Уж она-то точно не замерзнет.
   - Я? Нет, я не мерзлявая, - ответила она. - А ты?
   - Иногда, - сказал я.
   - Давай я тебе свой свитер дам, - предложила она. - До кладбища еще далеко, совсем замерзнешь.
   Внутри меня что-то тихо простонало.
   - Спасибо, - отвечаю. - Не надо.
   Вот и окраина. Последний фонарь, под которым я наступил на жабу.
   - Я, - говорю, - жабу, кажется, раздавил. Где-то читал, что это очень плохая примета.
   - Жалко, - вздыхает она. - У нее детки, скорее всего, есть. Слушай, а здорово, да? Никогда ночью на кладбище не была.
   Мисс, она и не думала поворачивать назад.
   - Смотри, - говорю, - там совсем темно, дороги почти не видно.
   - Ерунда! - Показывает ручкой на небо. - Сейчас луна должна полностью взойти. Пойдем по луне!
   Мы подошли к перекрестку. Луна еще не взошла полностью.
   - Да, - произнесла она, - как-то немного не по себе, да? Все-таки страшновато ходить ночью на кладбище.
   Я насторожился.
   - ...но и интересно! - закончила она. - Завтра им расскажем, на качелях, они еще и позавидуют нам!
   Мысленно ругаюсь.
   Идем! Метров шестьсот, держась за ручки, прошли. Впереди появился прыгающий огонек. Навстречу нам ехал мотоцикл! Девочка прислушалась.
   - "Урал", - сказала она. - У моего папы такой же.
   - Может это твой папа с рыбалки едет?
   - Нет, он в ночную смену сегодня работает.
   Городок - маленький.
   Мы не догадались спрятаться. Хорошо, что на мотоцикле ехал не её папа. Но на нем ехал кто-то из знакомых её папы. Он очень резко затормозил, когда мы попали под свет фары, прижавшись к обочине. Сначала он не узнал мою попутчицу. Он произнес:
   - Никогда такого не видел. Непослушные дети гуляют ночью недалеко от кладбища, надо бы их наказать.
   Ага, Мисс, он сказал не так. Но я не хочу при тебе говорить те слова, что сказал он. Я только постарался максимально точно передать смысл.
   Хорошо, что мобильных телефонов тогда не было, иначе бы и папа, и мама её появились. Но ведь я-то обрадовался этому мужику. Я даже делал ему знаки, мол, сажай дочку своих друзей в коляску, меня - назад, и поехали отсюда. И все будут довольны. Так, Мисс, наверное, ведут себя заложники под прицелом. Они не могут прокричать: "Спасите наши души!" Они только и могут делать знаки. Мне показалось, что он меня понял.
   - А ну в коляску! - приказал он ей. - А ты сзади садись!
   О!!! Сработало...
   - Еще чего! - возразила она. - Чего это вы в мою личную жизнь лезете? Я уже взрослая! - Она взяла меня под ручку, и прошептала в ухо: Не обращай на него внимания.
   Мы с мужиком опешили. Он - от наглости, а я от полной потери надежды.
   - Тебя завтра ремнем отдерут, - пригрозил он.
   - Меня? Никогда! Ладно, дядя Сеня, некогда нам с вами разговаривать - Шурик замерзнет совсем. Вы нас отвлекаете!
   Шурик - это я. Меня к тому времени и вправду нехило начало колотило.
   - Ну и идите, - сказал мужик. - Завтра не обижайся.
   Ну, не совсем так сказал, но смысл такой.
   Он... Он уехал. Он бросил нас! На дороге, ночью. Мисс, он такая сволочь...
   - Доносчик!!! - прокричала девочка ему вслед. Очень громко, надо заметить прокричала.
   Взошла луна. Идем "по луне".
   - Почти уже пришли, - радостно сказала она, слегка прижавшись ко мне.
   Поворот. Еще метров сто. И вот оно, кладбище. Пустая сторожка. Ограда.
   Знаешь, Мисс, ничего там страшного нет, даже ночью. Что-то мне подсказывает, что и со смертью так дела обстоят. Страшен, может быть, только путь к ней...
   На следующий день, когда мы собрались на качелях, когда облепили их, как обезьяны, девочка рассказала всем, что я такой смелый, что мы гуляли по ночному кладбищу, и что ей за это ничего не было, несмотря на дядьку-доносчика. Я сидел и краснел. Но теперь я знаю, Мисс, что если чего-то очень боишься, или не хочешь делать, то стоит, думаю, сказать кому-нибудь: "Нет, мне не страшно, и я это сделаю!" Помогает, Мисс, потому что деваться-то после этого некуда, понимаешь?         
(Май Алекс)

Отредактировано Galiv (2008-11-19 22:21:14)

А теперь-проза Анри Барбюса "Нежность":

   25 сентября 1893 г.

    Мой дорогой,маленький Луи!
Итак,все кончено. Мы больше никогда не увидимся.Помни это так же твердо,как и я.Ты не хотел разлуки,ты согласился бы на все,лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться,чтобы ты мог начать новую жизнь.Нелегко было сопротивляться и тебе и самой себе,и нам обоим вместе...
Но я не жалею,что сделала это,хотя ты так плакал,зарывшись в подушки нашей постели.Два раза ты подымал голову,смотрел на меня жалобным молящим взглядом...Какре у тебя было пылающее и несчастное лицо!Вечером, в темноте,когда я уже не могла видеть твоих слез,я чувствовала их,они жгли мои руки.
Сейчас мы оба жестоко страдаем.Мне все это кажется тяжелым сном.В первые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев нам будет больно,а затем придет исцеление,
И только тогда я вновь стану тебе писать,ведь мы решили,что я буду писать тебе время от времени,Но мы также твердо решили,что моего адреса ты никогда не узнаешь,и мои письма будут единственной связующей нитью,но она не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом,
Целую тебя в последний раз,целую нежно,нежно,совсем безгрешным,тихим поцелуем-ведь нас разделяет такое большое расстояние!..

                                           25 сентября 1894 г.

Дорогой мой,маленький Луи! Я снова говорю с тобой,как обещала.Вот уже год,как мы рас-
стались, Знаю,ты не забыл меня,мы все еще связаны друг с другом,и всякий раз,когда я думаю о тебе,я не могу не ощущать твоей боли,И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело:накинули на прошлое траурную дымку.Вот уж и дымка появилась.Иные мелочи стушевались,иные подробности и вовсе исчезли,Правда,они порой всплывают в памяти;если что-нибудь случайно о них напомнит,
Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица,когда впервые увидела тебя.Попробуй и ты вспомнить мой взгляд,когда увидел меня впервые;и ты поймешь,что все на свете стирается.
Недавно я улыбнулась. Кому?..Чему?..Никому и ничему.В аллее весело заиграл солнечный луч и я невольно улыбнулась.
Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможно вновь этому научиться.
И все-таки,я тебе говорю,однажды я,против воли,улыбнулась.
Я хочу,чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался,просто так-радуясь хорошей погоде или сознанию,что у тебя впереди какое-то будущее. Да,да,подними голову и улыбнись.

                                                         17 декабря 1899 г.

И вот я снова с тобой,дорогой мой Луи! Я-как сон,не правда ли?
Появляюсь,когда мне вздумается,но всегда в нужную минуту,если вдруг все пусто и темно,
Я прихожу и ухожу,я совсем близко,но ко мне нельзя прикоснуться.
Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость,потому что каждый день наступает утро и,как всегда,сменяются времена года.Солнце сияет так ласково,хочется ему доверится,и даже обыкновенный дневной свет полон благожелательности.
Представь себе,я недавно танцевала! Я часто смеюсь,Сперва я замечала,что вот мне стало смешно,а теперь и не пересчесть,сколько раз я смеялась.
Вчера было гулянье, На закате солнца всюду теснились толпы нарядных людей,Пестро,красиво,похоже на цветник.И среди такого множества довольных людей я чув -ствовала себя счастливой.
Я пишу тебе,чтобы рассказать обо всем этом; а также о том, что отныне я обратилась в новую веру- я исповедую самоотверженную любовь к тебе,Мы с тобой как-то рассуждали о самоотверженной любви,не очень -то хорошо понимая ее... Помолимся же вместе о том,чтобы
всем сердцем в нее поверить.

                                                           6 июля 1904 г,

Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко,вернулась и вновь сибираюсь уехать.У
тебя,конечно,свой дом,дорогой мой Луи,ведь ты теперь совсем взрослый и ,конечно,обзавелся
семьей,для которой ты так много значишь. А ты сам:какой ты стал? Я представляю себе,что лицо у тебя пополнело,плечи стали шире,а седых волос,должно быть,еще немного и ,уж наверное,как прежде твое лицо все озаряется,когда улыбка вот-вот тронет твои губы. А я?
Не стану описывать тебе,как я переменилась,превратившись в старую женщину. Старую!
Женщины стареют раньше мужчин и ,будь я рядом с тобой, я выглядела бы твоей матерью- и
по наружности,и по тому выражению глаз,с каким бы я смотрела на тебя.Видишь,как мы были
правы,расставшись во-время.Теперь уж мы перестрадали,успокоились, и сейчас мое письмо,
которое ты ,конечно,узнал по почерку на конверте,явилось для тебя почти раэвлечением,

                                                            25 сентября 1893 г.

Мой дорогой Луи!
Вот уже двадцать лет,как мы расстались...
И вот уже двадцать лет,как меня нет в живых,дорогой мой.
Если ты жив и прочтешь это письмо,которое перешлют тебе верные и почтительные руки,-
те,что в течение многих лет пересылали тебе мои предыдущие письма,ты простишь меня,-
если ты еще не забыл меня,-простишь,что я покончила с собой на другой же день после нашей
разлуки.Я не могла,я не умела жить без тебя,
Мы вчера расстались с тобой,Посмотри хорошенько на дату- в начале письма. Ты,конечно,не
обратил внимания на нее.Ведь это вчера мы в последний раз были с тобой в нашей комнате и ты,зарывшись головой в подушки,рыдал,как ребенок беспомощный перед страшным своим горем.Это вчера,когда в полуоткрытое окно заглянула ночь,твои слезы,которых я уже не могла видеть,катились по моим рукам.Это вчера ты кричал от боли и жаловался,а я ,собрав свои силы,крепилась и молчала.
А сегодня,сидя за нашим столом,окруженная нашими вещами,в нашем прелестном уголке,я пишу те четыре письма,которые ты должен получить с большими промежутками.
Дописываю последнее письмо,а затем наступит конец.
Сегодня вечером я даю самые точные распоряжения о том,чтобы мои письма доставили тебе
в те числа,которые там на них указаны,а также приму меры к тому,чтобы меня не могли разыскать.
Затем я уйду из жизни.
Незачем рассказывать тебе-как: все подробности этого отвратительного действия неуместны.
Они могли бы причинить тебе боль,даже по прошествии стольких лет.
Важно то,что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это осторожно и ласково,не ранив тебя.Я хочу и дальше заботиться о тебе,а для этого я должна жить и после моей смерти,
Разрыва не будет,ты бы его,возможно,и не перенес,ведь тебе все огорчения причиняют такую
острую боль.
Я буду возвращаться к тебе,-не слишком часто,чтобы понемногу мой образ изгладился из твоей памяти,и не слишком редко,чтоб избавить тебя от ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду,пройдет столько лет (а ведь время помогает Мне),что ты уже почти не сможешь понять,что значила бы для тебя моя смерть.
Луи,родной мой,сегодняшний наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим чудом.
Сегодня мы говорим очень тихо,почти неслышно,-уж очень мы далеки друг от друга,ведь я
существую только в тебе,а ты уже забыл меня. Сегодня значение слова «сейчас» для той,которая его пишет и шепчет,совсем иное,чем для того,кто будет читать его и тихо про-
изнесет «сейчас».
Сейчас,преодолев такое громадное расстояние во времени,преодолев вечность-пусть это по-
кажется нелепым,-сейчас я целую тебя,как прежде,вот и все...
Больше я ничего не прибавлю,потому что боюсь стать печальной,а значит,злой и потому,что
не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедших мечтах,которые неизбежны,когда любишь и когда любовь огромна,а нежность беспредельна.

Кого - неважно, жучка, букашку, ласкаться, трогать сердечной мышцей,
кого неважно - хотя бы кошку, чтоб кто-то просто дышал в подмышку.
Кого - неважно, пыльцу, песчинку, живое, ищущее, конечно,
кого - неважно, щенка, мужчинку, до боли, рядом, щемяще, нежно.
Под влажным небом - весенним спиртом, куда мне деться, куда лучиться,
я тоже - кошкой, пушистой спинкой, ну, чтоб приткнуться к кому случится.
Без слез, без выдохов, без печали, лечиться чаем, трамваем мчаться,
звенеть ключами, дрожать плечами, качаться, чаяться, не кончаться.
Звенеть неистовей, жечь причастьем, чуть воровато ловить улики чужого солнца,
чужого счастья в любой случайной полуулыбке. Искать красивых, земных, далеких,
желать полвека вот так гореть им, и зимний воздух давить из легких
вишневым запахом сигаретным.

Я улетела, почти пропала, вот так нелепо, чуть-чуть по-детски,
курьер приносит букет тюльпанов на голубой Университетской.
Шутить, насмешничать, развлекаться... С цветами? Аля? Ну, как же... Вы ли?
Дивится бабушка возле кассы - такие свежие, как живые.
Я не такая, как ты придумал, я не умею всю жизнь прощаться,
и хватит мне говорить - приду, мол, - ведь ты умеешь не возвращаться,
я не могу так - чтоб всё застыло, когда вокруг пустота и ветер,
махни рукой, поцелуй в затылок, оставь мне голубя на конверте.
Ну, отпусти меня, ну прости мне, такой подарок - весной, под елку.
А то сижу в чистоте простынной - и сердце прыгает воробьенком.

Тебе ж не жалко - на самом деле, ну, на минутку, ну на денек-то.
Чтоб я заснула - хоть раз в неделю - не оглушительно одиноко.

(Аля Кудряшева, та самая)

Она идет по жизни смеясь.

--------------------------------------------------------------------------------

По утрам к Ее подоконнику иногда прилетает Солнечный Зайчик. Он пытается пролезть сквозь закрытую штору, но штора останавливает его, негромко шурша шелковыми складками. " Тихо ты, не видишь, что ли, она еще спит, "шепчет штора строго и тут же доверительно добавляет - "он вчера снова звонил...болтали по телефону до двух часов ночи". Зайчик вздыхает и отправляется обратно, к маленькому Зеркальцу, которое держит чья-то рука в окне соседнего дома.

А в это время в ее комнате уже трещит Будильник... "Бодррррое утрррро!!! Бодрррое утррро!!!" - и получает шлепок ладошкой по голове. "Уффф, вроде пронесло в этот раз, а то в прошлый чуть было подушкой не задушили" - думает будильник, вздыхая с облегчением, важно шевелит усами-стрелочками и засыпает до следующего утра. Теплые пушистые Тапочки, послушно надеваясь на ноги, ведут ее в ванную, по дороге рассуждая о вопиющей несправедливости судьбы - они такие мягкие и уютные, умные и образованные, они знают расположение всех комнат в Ее квартире и даже (!) несколько раз бывали на лестничной клетке, и все равно, выходя из дома, она всегда надевает равнодушные, жесткие и самовлюбленные ботинки...

"Пшшшшик," - говорит душ, просыпаясь и выпуская тонкие струйки прохладной воды. "Хррррр," - скрипит, поворачиваясь, Вешалка для полотенец.

В кухне Ее ждут старый ворчун Холодильник и Электрический Чайник. Они оба очень рады Ее пробуждению, но не подают виду. Когда Она открывает дверцу, чтобы достать масло и сыр, Холодильник как ни в чем не бывало обдает ее холодом, а чайник недовольно посвистывает, закипая. Она молча пьет чай из большой желтой чашки и не смотрит в сторону окна, где снова выплясывает, стараясь привлечь Ее внимание, все тот же Солнечный Зайчик. Доев бутерброд, она уходит в другую комнату, к огромному Платяному Шкафу. Шкаф кряхтя открывает дверцу и нехотя отдает Ей свитер и джинсы. Она одевается, берет свой любимый кожаный Рюкзачок и выходит из дому. "Клац-клац-клац!" - весело произносит дверной замок...

Она выйдет из подъезда и поспешит к автобусной остановке, а солнечный зайчик будет провожать Ее до угла, крохотной звездочкой поблескивая на металлической эмблеме Рюкзачка.

Она пойдет по весеннему городу, улыбаясь людям, машинам и деревьям. Встретив Ее где-нибудь на бульваре, случайный прохожий вдруг вспомнит о чем-то давно позабытом и словно маленькая теплая рыбка коснется его сердца. Вечером Она вернется домой, поужинает, посмотрит телевизор и, перед тем, как ложиться спать, улыбнется молчащему телефону и подушке, которая с утра сохнет на балконе.

Она идет по жизни смеясь.

Галина Давыдова

Ольга Славникова

Дорогая тётя Анжела
рассказ

Женщина плакала навзрыд. Она закрывала лицо маленькими трясущимися руками, словно обметанными серой паутинкой; крупные кольца, великоватые для судорожных пальцев, казалось, распухли и потускнели от сочащихся слез. Женщина с виду была, что называется, очень приличной: стильный черный костюм, волосы поддельного золота с остатками укладки, напоминавшие сейчас сильно поношенный, сбитый на сторону парик. Обычно такие серьезные женщины не показывают эмоций - но эта рыдала так, будто ее, на манер подушки, взбивали кулаком. Три соседки по купе - узкая гламурная блондинка, оранжево-загорелая среди зимы, блондинка попроще, с детскими круглыми глазами цвета черники, и худая усатая старуха в шерстяном зеленом платье - обменивались осторожными взглядами, через эти взгляды знакомясь и составляя безмолвное предварительное мнение о происходящем.
  - Случилось что-то у вас? - спросила простенькая тонким заискивающим голоском.
Это были первые слова, произнесенные в купе с момента отправления поезда, - и они остались без ответа. Три попутчицы переглянулись опять, на этот раз уже сердито. В суете посадки они даже не успели разглядеть лица рыдающей соседки, и теперь женщинам казалось, будто в ковшике маленьких рук хлюпает бесформенная масса, лиловая и жгучая, будто ядовитая медуза.
  - Может, умер кто у человека, - примирительно произнесла гламурная блондинка, которой явно было неуютно оттого, что рядом с ней происходит что-то неприятное, не имеющее очевидного объяснения.
Вынув из сумки журнал, блондинка легким спортивным прыжком утянулась вместе с длинными рыжими ногами и алым педикюром на верхнюю полку. Спустя небольшое время туда же, наверх, неловко взгромоздилась блондинка попроще. Старуха, оставшись внизу, надела похожие на две большие капли жира мутные очки и открыла растрепанный том какого-то собрания сочинений. Но читать старуха явно не могла и только сопела, закрывшись книгой. Рыдания не прекращались. Теперь женщина, так и не показавшая лица, лежала ничком, натянув на голову простыню и зажав ее изнутри в кулак. Звуки, которые она издавала, напоминали тяжелый гриппозный кашель и, казалось, могли продолжаться целую ночь.
  - Сколько можно, в самом-то деле, - процедила сквозь зубы гламурная блондинка у себя наверху. Она тоже не могла читать и лежала, вытянувшись в струнку, разглядывая издалека свои узкие ступни с обезьяньими длинными пальцами и незагорелыми тенями обувных ремешков. Простенькая, подперев щеку кулаком, смотрела в окно, на плывущие близко к полотну узловатые сосны, под которыми было рыхло от падавших с веток снарядов тяжелого снега, на далекие сизые березняки, полные, будто мелких черных мушек, перелетающих ворон.
  - Хоть бы сказала, что у нее стряслось, - со вздохом пробормотала простенькая. - А то ехать с ней еще двенадцать часов, свихнуться можно. Я, между прочим, тоже была сегодня на кладбище, мы всем классом собирались на сороковины моей подружки, ее пьяный сбил на мотоцикле. Но я же не вою и головой об стенку не бьюсь. А тут ни переодеться, ни чаю попить. Бесцеремонность какая!

  Бесцеремонную женщину на нижней полке звали Наталья Андреевна Полякова. До того, как разрыдаться сегодня на перроне, она не плакала лет, наверное, пятнадцать и забыла, как это делается. У нее, как и у всех, бывали приступы слез, давивших на нос, на глаза, жаливших изнутри, точно крупные пчелы. Но существовала некая преграда - будто прорезиненный слой туго натянутой маски, которую слезы не могли ни прорвать, ни прожечь. Иногда Наталья Андреевна сама себе советовала поплакать, чтобы сделалось легче, но получался только неприятный клокочущий смешок. И вдруг - словно рухнуло что-то внутри. Краем сознания Наталья Андреевна ощущала, что соседки по купе постепенно переходят от первого сочувствия к недоумению и неприязни, что они уже давно готовы ее поколотить, чтобы только заставить замолчать.
  Наталья Андреевна могла бы сообщить соседкам, что у нее умерла родная тетка и что она возвращается домой с похорон. Тогда бы ее поведение приобрело законный статус, встроилось в понятный ход вещей, и соседки, пробормотав приличествующие слова соболезнования, смогли бы, наконец, расслабиться. Но Наталья Андреевна, сморщенная и сопливая, точно новорожденный младенец, не имела силы лгать и поддерживать ложь. Правда заключалась в том, что когда в ночь на субботу позвонила двоюродная сестра Вероника и скомандовала своим обыденным сердитым голоском: «Тетя Анжелочка скончалась, приезжай хоронить», - Наталья Андреевна не ощутила ничего, кроме законной радости, что наконец-то довела дело до конца.
  Долгие годы тетя Анжела казалась бессмертной. Высокая статная старуха, вся в золоте и синтетических каменьях, крупных, будто кругляши светофора, она пережила четырех мужей, трех младших сестер и, оставшись бездетной, словно собралась пережить всех племянников и племянниц, общим числом девять человек. Были все шансы, что у тети Анжелы это получится. Тетя имела полный набор соответствующих возрасту недугов, но была в своей основе неуязвима и крепка; казалось, будто внутри у нее помещается вместо скелета простой и надежный заводской станок. Тетя Анжела совершенно не заботилась о своем здоровье, без конца курила крепкие Marlboro, полностью высасывая сигарету за три-четыре длинные затяжки и втыкая перекушенный фильтр в ближайший цветочный горшок. Тетя Анжела глубоко презирала докторов, особенно почему-то за белые халаты, которые уничижительно называла распашонками. У тети Анжелы имелись для всего свои оценки, никак не связанные со справедливостью и здравым смыслом, но увещевать ее было бесполезно. «Принимай меня, какая есть, либо пошла на хер», - заявляла она очередной заплаканной племяннице, курясь табаком, будто небольшой вулкан. Материлась тетя Анжела так, что племянницы не решались приводить к ней на поклон своих детей - чрезвычайно переимчивую юную поросль, приносившую «плохие слова» даже из детской поликлиники. Тетя Анжела, впрочем, не видела в упор ни одного человеческого существа младше восемнадцати лет. Поэтому, должно быть, для нее оставалось загадкой и каверзой появление на улицах все новых генераций длинноногих свеженьких девиц, обладавших, будто определенный сорт яблок, местной особенностью: скобками яркого румянца на скулах под глазами, обыкновенно очень светлыми, почти ледяными. Этот румянец цвел когда-то и на лице у тети Анжелы, но она об этом не помнила; ее лицо в преклонных годах стало как изношенная выцветшая замша.
  Тетя Анжела жила одна в громадной четырехкомнатной квартире, где из резных тяжеленных шкафов пахло подземельем, а гулкая  чугунная ванна, когда в нее пускали воду, ревела, как трактор. Тетина завидная недвижимость располагалась к тому же в одном из пяти «генеральских» домов, стоявших на главном проспекте областного промышленного М-ска, придавая городу вид относительно исторический, а при солнечной погоде даже курортный. Между племянниками и племянницами шепотом кипели свары насчет богатого наследства, но никто не рисковал выспрашивать у тети ее последнюю волю. Тетя Анжела жестко блюла свою территорию, категорически никого не прописывала и даже не пускала переночевать. Единственным живым существом, с которым тетя делила свои скрипучие квадратные метры, была ее старая собака по кличке Проститутка, если ласково - Простя. Вероятно, в роду у беспородной Прости были доги, терьеры, а также сапожные щетки: нескладное длинное существо с мордой как мужской домашний шлепанец, Простя обрастала совершенно невозможной клочковатой шерстью, и хозяйка собственноручно стригла собаку специальной машинкой, после чего голая Простя становилась похожа на серую деревяшку со следами рубанка. Иногда, если тетя Анжела была занята, кому-нибудь из родственниц разрешалось выгулять Проело. Бедная псина норовила справить нужду под ближайшим кустом, замирая в напряженной позе бегуна перед выстрелом стартового пистолета, и сразу бросалась к подъезду, не доверяя никому, от кого не слышала привычных прокуренных матюгов.
  Тетя Анжела была известная в городе портниха. За всю жизнь ни дня не проработав по найму, она гордилась тем, что не терпела над собой никакого начальства. Самая большая комната в ее квартире была превращена в мастерскую. Там, в жестком солнечном свете из двух высоких окон, похожем из-за обилия пляшущей пыли на лучи кинопроекторов, стояли в ряд обтянутые выгоревшим полотном портновские манекены, горами лежали раз¬резанные ткани, хрустко переложенные выкройками. Два старинных зеркала под потолок, подернутые, будто ряской, слепенькими пятнами сошедшей амальгамы, отражали заказчиц таинственными, как ундины, и почти бесплотными.
Тетя Анжела, можно сказать, выражала собой дух города М-ска. Областной промышленный центр, возникший как ударная социалистическая стройка, стройкой и остался: здесь главными реалиями по-прежнему были арматура, бетон, котлован. Все, что возводилось в М-ске, выглядело временным: и панельные спальные районы, и темно-бурые, на вид словно бы глиняные, заводские корпуса. Казалось, будто М-ск все собирает силы на какое-то главное, прекрасное строительство, ради которого и был изначально создан, но сил и ресурсов все никак не достает. В результате М-ск жил неизвестным и неопределенным будущим, жил мечтой, которая, с переменами в стране и с приходом к власти телевизионных сериалов, стала приобретать какой-то радужный и знойный тропический окрас. В центре к первым этажам блочных пятиэтажек, превращенным теперь в бары и кафе, пристраивали бутафорские портики с кудрявой позолотой, выставляли на тротуары кадки с искусственными пальмами, напоминавшими пластмассовые зеленые расчески. При этом настоящие деревья проживали в кислом смоге едва ли треть положенного от природы срока, их вялая сохлая листва издавала на ветру странный, свойственный только М-ску шепелявый звук. Девочек, рожденных в М-ске, еще до всяких сериалов называли пышными иноземными именами: Изабелла, Белинда, Миранда. Избранные дамы, прожив половину жизни и набрав на талии плотные килограммы, попадали к тете Анжеле, не терпевшей по личным соображениям молоденьких и тощих. Своих клиенток, давно не влезавших в европейские бутиковые размеры, тетя Анжела, наконец, приводила в соответствие с их именами. Не сообразуясь ни с какими модными трендами, она сооружала монументальные драпировки и цветные каскады шелков, что, как ни странно, выглядело органично на м-ских матронах, похожих в обычных костюмах на грудастые кассовые аппараты. «Ну?! Какая жопа! Мулен-Руж!» - комментировала тетя Анжела, когда очередная Розамунда Петровна крутилась в бурной обнове перед анемичным зеркалом, отражавшим подкрашенный размытый призрак. «Все, пошла отсюда! Пошла на панель!» - гнала тетя Анжела раскрасневшуюся клиентку, пытавшуюся рассыпаться в благодарностях в коридоре, на пороге, на лестничной клетке. Брала тетя Анжела дорого, далеко не всем было по карману. Племянницы, конечно, и мечтать не могли, чтобы тетя сшила платьице на Новый год.
  Наталья Андреевна была от этих сюжетов довольно далека. Может быть, благодаря тому, что ей родители дали имя самое обыкновенное, она сумела вырваться из М-ска и устроиться в Москве. Устроилась неплохо. У нее был муж Василий Степанович (а у многих женщин мужей не было вовсе). Муж был спокойный, рациональный человек, с тяжелой бугристой головой, с грудью бочкой и короткими слабыми ногами, которые постоянно зябли и требовали домашних тапок на меху; его достоинства Наталья Андреевна постоянно и старательно держала в уме. Василий Степанович занимался бизнесом - возил из Италии кафельную плитку; Наталья Андреевна работала у него на фирме главным бухгалтером. Сын Женечка рос и, не в пример отцу, тянулся к потолку; к шестнадцати годам он весь состоял из мослов, узеньких очков, прозрачных оттопыренных ушей и персонального компьютера.
  В М-ске Наталья Андреевна почти не бывала со смерти родителей и старалась держаться подальше от безумия этого города, все пытавшегося превратить зиму в лето, а березу в пальму. Но в последнее время мысли Натальи Андреевны то и дело обращались к теткиныным хоромам. Когда Наталья Андреевна продавала крохотную родительскую «двушку» - дорогие до боли выцветшие стены в нежных, будто струйки копоти, черных паутинах, еще недавно соединявших предметы обихода, - то выручила, по московским меркам, сущие копейки. Но через небольшое время цены на м-скую недвижимость неожиданно пустились в рост, и теперь, несмотря на заоблачную стоимость столичного квадратного метра, теткина квартира вполне превращалась в однокомнатное жилье для Женечки, где-нибудь поближе к маме, в районе Таганки. Сына Наталья Андреевна любила так, как не положено матери любить почти уже взрослого человека, по утрам утюжившего длинный, как локоть, подбородок отцовской бритвой. Существовавший по ту сторону компьютерного монитора, Женечка казался Наталье Андреевне таким отвлеченным и нескладным, таким не приспособленным к жизни, что ей хотелось все для него устроить, все запасти. Муж на это сердился и стонал в подушку, когда Наталья Андреевна перед сном пыталась завести разговор о покупке для Женечки жилья. И то сказать - кафельный бизнес шел ни шатко, ни валко, на деньги от него можно было жить безбедно, но нельзя было, что называется, решать вопросы. Наталья Андреевна и сама это прекрасно понимала. В голове у нее с шумом морского прибоя возникали и рушились призрачные планы. И словно в ответ на этот шум однажды в половине второго ночи в ее квартире раздался какой-то особенно громкий, будто стреляли очередью из игрушечного автомата, телефонный звонок.

Что же касается тети Анжелы, то Наталья Андреевна, вступив в отношения с ее, неизвестного облика, смертью, как бы превратила собственную жизнь и жизнь старухи в сообщающиеся сосуды. Тетя Анжела то дряхлела и едва ходила, взваливаясь на палку, оставлявшую повсюду каучуковые черные запятые, то вдруг молодела на несколько лет: словом, ни туда, ни сюда. Зато время Натальи Андреевны перешло на быстрый шаг, потом на бег, и как-то замелькало все - дни рожденья, летние отпуска, новогодние праздники... Вдруг оказалось, что Женечка, не выходя из компьютера, окончил не только школу, но уже и институт - и ушел, неся перед собой раскрытый ноутбук, как беременная женщина несет живот, на съемную квартиру. Попытки мамы побаловать ребенка конвертиком с деньгами пресеклись, когда ребенок, рассеянно пощипывая колючку под нижней губой, составлявшую зачаток бороды, сообщил размер своей зарплаты, получаемой именно за отрешенное сидение перед монитором и бряканье пальцами по чумазой клавиатуре. У Женечки вдруг обнаружилась девушка Лера - так же мало похожая на девушку, с точки зрения Натальи Андреевны, как погружение в монитор мало походило на настоящую работу. Эти двое, почти одного роста, с одинаковой походкой ярмарочных гигантов на ходулях, одевались в одинаковые джинсы и майки, носили волосы одинаковой длины (у Женечки с незабвенной, детской, бенгальской искоркой огня); немногие различия между ними, вроде Женечкиной бороденки или двух припухлостей, каждая размером не больше содержимого столовой ложки, у Леры под свитером, казались условными, вроде маркировки «М» и «Ж». Женечка и Лера жили совершенно свою, ни на что не похожую жизнь: непонятно как тратили деньги, ездили с теми же матерчатыми рюкзачками, с какими мотались по городу, в Камбоджу и Сингапур (Наталье Андреевне казалось, что это не настоящие поездки, а какая-то компьютерная игра). Похоже, что Женечке нужна была собственная квартира не больше, чем его ноутбуку.
  Однако Наталья Андреевна слишком много вложила, чтобы отступить теперь, когда награда за труды объективно приближалась с каждым днем. Иногда она ловила себя на том, что считает дни, как считает страдающий бессонницей воображаемых овец. И тем не менее для нее оказалось полной неожиданностью, когда в обычное ночное время, после обычной раскатистой трели телефона в трубке возник не теткин глумливый смешок, а свежий и сердитый голос Вероники, без обиняков сообщивший:
  - Тетечка Анжелочка скончалась.

  Ура! Дотерпела! Свободна! Хорошо, что Василий Степанович был в отъезде, потому что Наталья Андреевна заскакала от радости, стуча по полу голыми пятками. Трубка, прижатая плечом к загоревшейся щеке, держала выжидательную паузу.
  - Господи, что стряслось? - спохватилась Наталья Андреевна, воз¬вращаясь к М-ску, висевшему на проводе. - Я же с ней говорила вчера,тетя Анжела была здорова, собиралась Простю стричь...
  - Тетя Анжелочка мылась в ванне. Потом вылезла, стала надевать трусы, поскользнулась на мокром кафеле и ударилась виском о шкафчик, - доложила Вероника ровным голоском без тени улыбки.
  - Это что, шутка? - На душе у Натальи Андреевны сделалось темно. Она представила себе, как тетя Анжела там, в М-ске, сейчас стоит рядом с Вероникой и, скукожившись от смеха, тычет племяннице под ребро согнутым пальцем.
  - Какая шутка, когда все правда, - Вероника была все так же ровна и бесстрастна. - Так приедешь хоронить или как? Тут у нас ни у кого нет денег платить, а надо и в морг, и за гроб, и за место на кладбище. Поминки будешь делать в столовой или ресторан возьмешь?
  - Ресторан, конечно, ресторан, - торопливо заверила Наталья Андреевна, готовая на радостях и напоследок купить для тетечки Анжелочки все самое лучшее. Только радость ее была уже не та, что в первую минуту. Фарсовая смерть по причине надевания трусов была совершенно в духе тети Анжелы - но тети Анжелы живой, способной ввернуть непристойность даже там, где вворачивать непристойности совершенно не принято. Наталья Андреевна буквально видела, как тетя Анжела, живая и здоровая, хохочет над собственной шуткой дымным накрашенным ртом.
  Тем не менее все оказалось так, как сообщила Вероника. Встретив Наталью Андреевну в скорбном черном платочке, туго обтянувшем лоб, она первым делом предъявила, с неотвратимой обстоятельностью, те именно итальянские плитки цвета лосось, на которых тетя Анжела, пытаясь попасть разбухшей, плохо гнущейся ногой в кольцо скатавшихся трусов, поскользнулась и рухнула. Бутылочки и баночки на полках рокового шкафчика, липкие от извергнутого содержимого, стояли как попало; Простя, с одним непростриженным боком, недвижно лежала на сбитой хозяйской постели и лишь иногда открывала мутные глаза, собирая на лбу рубцы вельветовых морщин.
  Не успела Наталья Андреевна подумать, что с собакой надо что-то решать, как ее захватила и понесла череда хлопот, в которую смерть вовлекает живых. В сопровождении Вероники она моталась по городу на старом, нанятом у кого-то из родственников желтом «Москвиче», и казалось, что тетя Анжела присутствует третьей. Под незримым теткиным руководством Наталья Андреевна выбрала алый гроб с рюшами, с кукольной атласной постелькой внутри; из громадного платяного шкафа, где масса нарядов напоминала занавес оперного театра, она безошибочно, с тетей за плечом, вытянула совершенно не подходящее для ноября шифоновое оперение. Впрочем, тетя Анжела теперь могла себе позволить не смотреть на сезон: на кладбище, в кукольном гробу, вид у нее был довольный, и все время казалось, будто она подглядывает сквозь порыжевшие, как сухая хвоя, неплотно прикрытые ресницы.
   С кладбища ехали на двух, валившихся с боку на бок, как утки, старых автобусах, один отстал по пробкам, отчего в ресторане долго не могли начать - и еще до всякого начала, до рассаживания за составленными длинной полосой белыми столами, между повеселевшими родственниками загудели громкие разговоры, тут и там пересмеивались, предвкушая с каленого мороза много водки под горячую закуску. «Как странно быть здесь, когда кто-то ушел, будто ты отстал от поезда, и все вокруг чужое», - отстраненно думала Наталья Андреевна. Она только что отсчитала менеджеру ресторана, вертлявому молодому человеку, всем усилием мимики сосредоточенному на кончике собственного носа, остаток суммы за поминальный обед - и ощущала себя опустошенной. Отчего-то приятное предчувствие нового наполнения наследством никак не приходило. Наталья Андреевна подумала, что пора, пожалуй, поговорить с Вероникой: черный узелок ее головы маячил то в одной семейной группе, то в другой, а сейчас, когда прибывшие соединились с ожидавшими и хлынули в зал, Вероника почему-то не пошла со всеми, а села на плюшевую красную кушетку возле чадящей пепельницы.
  - Не знаю, как теперь с Простей быть, у мужа аллергия на шерсть, - доверительно произнесла Наталья Андреевна, усаживаясь рядом.
  - А ты не беспокойся, поезжай себе в свою Москву, - неприязненно произнесла Вероника, пытаясь прикурить кривую сигарету от попусту щелкавшей, иссякшей зажигалки. Наталья Андреевна обратила внимание, что Вероника курит те же, что и тетя Анжела, мужские Marlboro - и мятая пачка, валявшаяся на вытертом плюше, была, скорей всего, из теткиных запасов.
  - Видишь ли, не хочу никого огорчать, но пора определиться... - Наталья Андреевна вытянула из сумки нежный целлофановый файлик с завещанием, наличие которого то и дело беспокойно проверяла во время похорон.
  Бросив короткий взгляд на документ, Вероника странно дернула маленьким, звездочкой накрашенным ртом и тоже полезла в свою потертую торбу, где, перемешанная, забрякала косметика. Сердце Натальи Андреевны вдруг словно задохнулось. Бумага, которую Вероника вытащила на свет, была обтерханная, мятая, испачканная помадой, документ в файл-папке выглядел по сравнению с ней как новенький - и все-таки это завещание, составленное на имя Кашиной Вероники Григорьевны, было датировано днем позже, чем то, которое Наталья Андреевна до сих пор считала настоящим.
  - Так значит, на другой же день... И все это время... - Наталья Андреевна почувствовала, что ее лицо краснеет и кипит, будто кастрюля с борщом.
  - Ну да, - Вероника смотрела из-под перекосившегося черного платочка ледяными глазками. – Тетя не велела тебе говорить. Все же просто, смотри: на пенсию ей было не прожить, так? Тем более у тетечки Анжелочки какая пенсия, по старости только, кошкины слезы. Где ей было взять? У меня денег нет, и ни у кого нет, только у тебя, ты у нас москвичка, при муже-бизнесмене. Ты просто так, от чистого сердца, стала бы помогать? Не стала бы, точно. Пару раз выслала бы рублей по пятьсот и страшно бы собой гордилась. А тетечке Анжелочке и лекарства были нужны, и вазочку купить хотелось, да! А кому не хочется? Думаешь, если человек не в столице живет и горбатится за гроши, у него и желаний никаких быть не должно?
  - Это ты уже про себя? - холодно спросила Наталья Андреевна, провожая взглядом куда-то бегущего, носом вперед, будто собака по следу, ресторанного менеджера и преодолевая дикое желание отобрать у него недавно отданные деньги.
  - А я что, не человек? - Вероника затянулась совсем как тетя Анжела, выпустив серый дым из маленьких сжатых ноздрей. - Ты у меня дома хоть раз была? Была, помню, ходила, как по зараженной территории, и морду делала противогазом. Знаешь, в чем главная мировая загадка? Не в атоме и не в летающих тарелках. А в том, чем я хуже тебя. Я себе мозги сломала – ну должно же за этим что-нибудь стоять! И все равно не понимаю. Вот, в прошлом месяце просила в собесе, как многодетная, материальную помощь. Сидит там такая кочка в золотых очках, я ей так и этак доказываю, а она мне: «Но ведь как-то вы живете». Таким почему-то кажется, что если нас вообще не кормить, мы все равно не помрем.
  Тут Вероника достала из обтрепанного, с висящей ниткой, черного рукавчика белый скомканный платок и крепко высморкалась.
  - А тетечка Анжелочка хотела напоследок сделать добро, - продолжила она загнусавевшим голосом. - Она, если хочешь знать, ада боялась, чертей. А Наташка, говорила, все равно не обеднеет, беднее нас не станет. Я, между прочим, хоть денег ей давать не могла, но все время убиралась у нее, в аптеку ходила, в магазин.
  - Все это стоит в М-ске максимум десять тысяч в месяц, - проговорила сквозь зубы Наталья Андреевна, пытаясь убрать в разинутую сумку трясущийся, скользкий, уже никому не нужный документ. - Любая баба безработная была бы счастлива, надо было нанять кого-нибудь... Значит, обманули, развели на деньги, а теперь обличаете - мол, не стала бы помогать от чистого сердца. Хорошо, тут полный состав по статье «мошенничество», у мужа отличные адвокаты...
  - Да глупости ты говоришь, сама отлично знаешь, - проговорила Вероника, благодушно щурясь. - Я не мошенничала, денег у тебя никаких не брала, я всего лишь законная наследница по документам. С кем ты будешь судиться? С тетей Анжелой? Так она вон... - Вероника показала острым подбородком туда, где на специальном столике стоял, с траурно перечеркнутым углом, фотографический  портрет и лежали две скрещенные, будто дамские ручки на балюстраде, белые розы.
  На портрете еще не старая, лет сорока, словно затуманенная давностью лет, тетя Анжела улыбалась через плечико на актерский манер, выдавливая на шее складку, в которой терялась поддельная жемчужная нитка.
  - Ни черта ты не умерла! - вдруг выпалила Наталья Андреевна в глаза портрету, сама толком не понимая, что имеет в виду.

  Она бежала - бежала из ресторана, кое-как запахнув взъерошенную ветром шубу; бежала из города, поймав прямо на обледенелой, хрустящей под колесами проезжей части проржавелое такси, чудом ее не задавившее. Не могло быть речи, чтобы вернуться в квартиру тети Анжелы за чемоданом - никакие чемоданы не имели значения, возможность оставалась одна: скорее на вокзал. Дорога перед колесами такси, похожая на серый лист бумаги, горела белым пламенем поземки, и казалось, будто весь навсегда оставляемый М-ск охвачен этим призрачным огнем. Только на вокзале Наталья Андреевна вспомнила, что билет у нее на послезавтра; до отправления московского экспресса оставалось двадцать минут. Конопатая девчушка в билетной кассе сперва отпрянула от сунувшейся к ней искаженной, в заледенелых космах, физиономии, но, по счастью, оказалась сердобольной и быстро нашла в компьютере какую-то служебную бронь. И вот - в последний раз - Наталья Андреевна спешила вдоль длинной дуги знакомых фирменных вагонов, уходивших в странно далекую, странно неустойчивую перспективу. Она уже почти добежала до своего десятого купейного, как вдруг глаза ожгло и что-то внутри набухло и рухнуло.
  - Почему вы так плачете, женщина? - растерянно спросила проводница, беря у Натальи Андреевны растрепанный, наощупь протянутый билет.
  ... А в самом деле, почему? Ночью, прорыдавши» до полной пустоты и обнаружив себя в глухом и тесном сумраке спящего купе, Наталья Андреевна попыталась как можно честнее уяснить, что же с ней про¬изошло. Над головой у нее, на столике, тонко, будто комар, пела в чашке чайная ложка, внизу страшно близкие, страшно гладкие колеса, казалось, не ехали по рельсам, а свободно скользили по льду широкой замерзшей реки. Впрочем, это обмирание, предчувствие заноса объяснялось, скорее всего, ощущением своей неустойчивости посреди разразившейся беды. Итак, деньги. Сколько было потрачено? Пришептывая опухшими губами, Наталья Андреевна попыталась сложить пятьдесят тысяч и семьдесят восемь тысяч рублей на лечение, плюс рента, плюс четыреста тысяч на ремонт - и поняла, что не может додумать сумму до конца, тем более это пустое, действительно, не разорились, потрепало - и проехали. Потеря лица? Боже мой, что она такое говорила Веронике в ресторане, ведь она не тупая новорусская барыня, нормальный человек... Вырвалось - уже не вернешь. Но не это, не это главное...
  И как Наталья Андреевна ни изворачивалась умом, выходило, что настоящее несчастье - это смерть тети Анжелы, ее безвозвратный уход туда, откуда она уже не ответит на вопрос: «Тетя Анжела, за что?» Еще, пожалуй, недели две или три можно будет ждать от нее письма, проверять в подъезде забиваемый рекламой почтовый ящик, по электронной почте точно ничего не будет, тетя Анжела не понимала в компьютерах, - но Наталья Андреевна знала, что будет проверять и электронную почту тоже. Надо-то всего - несколько слов, простое «извини», хоть что-нибудь. Нет, Наталья Андреевна готова согласиться, что Веронике наследство нужнее, но ведь нельзя все так бросить, оставить все висеть над бездной... Вот, значит, какая с ней приключилась беда. Померкли сын и муж, а тетя Анжела стянула на себя душевные силы, стала для Натальи Андреевны главным человеком. Как ни погляди, а тетка оказалась в выигрыше: и пожила напоследок в свое удовольствие, и осчастливила нищее семейство, и устроила так, что ее кончина стала для Натальи Андреевны не облегчением, как ожидалось, а горем и бедой. Как она все время говорила? «Вот умру, Наташка, будешь меня помнить». Именно это и сбылось: теперь покойная тетка на долгие годы овладела Натальей Андреевной, и паразитическая хватка ее особенно крепка потому, что с таким последним выигрышем под мышкой тетю Анжелу, скорее всего, не пустят туда, где люди после смерти находят покой.
  В купе светало. За окном, застроенное краснокирпичными доминами, покрытое полосами сырого снега, тянулось Подмосковье. Наталья Андреевна тихонько вышла умыться; из холодного туалетного зеркала на нее посмотрело ярко-синими глазами-щелками неясное пятно. Вернувшись в купе, она смиренно забилась в уголок, прижавшись виском к холодной оконной занавеске. Не поднимая глаз, она отмечала, что соседки зашевелились, что с верхней полки кто-то спрыгнул, заодно уронив подушку.
  - Ой, а я вас узнала! - послышался тонкий голосок, и Наталья Андреевна, с трудом повернув зазвеневшую голову, увидала щекастенькую блондиночку, похожую на белку. - Вы были вчера в М-ске на Северном кладбище, хоронили старушку в красном гробу. Это была ваша мама, да?
  - Нет, тетка... - сипло выдавила Наталья Андреевна.
  - А, ну тогда все понятно. - В дверях купе стояла оранжево-загорелая женщина с полотенцем на шее. — Надо же! О ком-то обрыдаются, а я вот хоть завтра умри, никому и дела нет, - добавила она завистливо.
  - Значит, ваша тетя хороший была человек, - заключила усатая бабуся, по виду похожая на школьную учительницу.
  - Да, очень хороший, - покорно согласилась Наталья Андреевна и почувствовала, что ей чуть-чуть полегчало.

А у меня неприятный осадок от рассказа. Все персонажи - мерзкие. Как правят людьми деньги! И старушенция мерзкая, и наследницы ее недалеко ушли. Очень жизненный рассказик. Спасибо, Север.

Автор: Марина Корсакова

Человек шиворот-навыворот

Человек шиворот-навыворот
Он ненавидел солнце, особенно зимой. Он подозревал, что в
прошлой жизни был инквизитором, казнившим на закате зимой
своих любимых - такая страшная тоска разрывала его сердце,
когда багровое небо стремилось в розовый снег. Просыпаясь, и
видя, что за окном пасмурно, он говорил 'Слава Богу,
наконец-то хорошая погода!'
Он ел, когда все спали, и пил вино, когда все ели. Он
употреблял шампанское с утра и прятался в кровати с чаем по
вечерам. Он чувствовал в себе тягу к рисованию накануне важных
экзаменов, а написать несколько строк ему хотелось,
выскользнув из нежных объятий.
Он всегда делал не то, не там и не с теми. Дело не в том,
что он ненавидел правила - он просто не понимал их.
Простужаясь, он ел много мороженого. Уставая, он бросался
кому-нибудь помочь. Желая пульсации мысли на самой высокой
амплитуде, грыз семечки на вокзале с деклассированными
элементами. Все это было бы достаточно скверно, будь он
мужчиной. Для чего они существуют, думаете, им легче, чем
нам?... Завидуете их органическому хаосу?
Он пасовал перед заполнением квитанций в сберкассе и боялся
звонков в дверь. Он с вдумчивой и обаятельной силой решал
задачи, перед которыми отступали другие. Ну и, конечно, что
само по себе все объясняет, он был женщиной.
На него было бесполезно давить - в таком случае, он
немедленно впадал в апатию. На него было бесполезно кричать: в
таком случае, он уходил в себя и молчал. Однако мог заплакать,
когда другие смеялись или рассмеяться, когда вокруг плакали.
Он прятался за реакциями, непохожими на все прочие, как за
каменной стеной. Точнее, как за земляным валом. Знаете ли вы,
что в то время как каменная стена рушится в прах под
снарядами, земляной вал поглощает их, и продолжает защищать
крепость? Это прекрасно знали древние хранители Москвы. Какой
генетической памятью он смог это постичь и адаптировать к
современному, жестокому, тянущему все соки, миру?
Когда ему говорили, что выхода нет, он, как фокусник
кролика, доставал из шляпы восемнадцать разных выходов на
любой вкус. Когда ему говорили, что перед ним открыты все
дороги, он терялся и не шел ни по одной. И более того: когда
его познакомили с законом всего живого, согласно которому
смерть неизбежна, он всерьез задумался, собрался с силами и не
умер.
Возможно, он не был новатором, а просто грамотно привнес в
свою жизнь технику 'разрыва шаблонов'? Помните
полуанекдотический рассказ о том, как милиционер взял опасного
преступника, уже нащупавшего в кармане железную необратимость,
выплевывающую острый огонь, фразой 'Дай две копейки, позвонить
нужно'?
Вот так и человек шиворот-навыворот: скольких жизненных
преступников, хищных и коварных, таких как Депрессия, Слабость
и Тоска, вогнал он в бессильную оторопь прогулками в парке,
греческим салатом и изящными подсвечниками красного стекла:
Его считали холодным и расчетливым. Его считали пылким и
истеричным. Его считали верным другом и закулисным интриганом.
А он то ли не знал об этом ничего, то ли не придавал значения,
то ли считал, что так и нужно.
Однажды он влюбился. Не в ясное солнышко, и не в статного
принца, и не в теплую отзывчивую жилетку. Влюбился в другого
человека, который, однако, шиворот-навыворот, не был, а был
как все, но настоящим. И, как легко предположить, в мире, где
нормальные реакции заключаются в обыденности, ссорах,
непонимании, изменах и разводах, вывернул наизнанку и их: жил
себе, долго и счастливо, варил супы и растил детей.
'Совершенно чокнутый', - говорили окружающие. А он даже
плечами не пожимал: в случаях, когда он чего-то не понимал, он
громко хлопал в ладоши.
Дома он носил туфли на каблуках, а на улице - мягкие
тапочки. В ресторане заказывал салат из капусты, а в кулинарии
покупал утиную грудку с апельсинами. Он просто, видите ли,
всегда делал то, чего ему хотелось. Если обстоятельства не
мешали. А мешающие обстоятельства, поверьте, не так-то просто
найти, если специально не искать.
Грустная, в общем, история. Потому что это история - про
всех нас. Мальчиков и девочек, которые стали взрослыми и
поняли, что существуют правила, и не сообразили, что их можно
не принять. А он был счастлив в свои пасмурные дни, с
мороженым, красками и бесконечными телефонными звонками: Ему
почему-то постоянно все звонили. Вероятно, он был у
человечества последней надеждой на то, что свобода, любовь и
душевный покой - существуют.

Какой прелестный рассказик! И с каким удивительно оригинальным окончанием! Спасибо, Галив!

Про близких
В самом классическом варианте, принято считать, что чем больше у человека близких, тем большее счастье выпало на его голову. Тут тебе и понимание, и десятки плеч, «готовых поддержать» и куча всякой сопутствующей лабуды, навроде «позвонить в любое время». Опять-таки, в варианте «классика», следует грустить оттого, что этих самых близких мало, всячески способствовать увеличению их количества, а уже имеющихся хранить в любви и покое, как коллекцию дедушкиных марок.
Весь этот титанический труд производится исключительно из-за одного свойства «тех, кто рядом»: они_вас_знают, угу. Как им далось это самое вас_знание не так уж и важно: вам могли вытирать задницу, а может быть вы просто блевали в одно ведро (я ибанутая, меня сближает) или вместе наведывались по экскурсионному маршруту «под стол». Важно то, что это самое знание предполагает безоговорочное, очень быстрое и очень точное понимание ваших проблем. То, что не решишься рассказать «чужому», потому что «не удобно» / долго объяснять / бобик сдох – «близкому» вываливается на раз, причем этот раз может случиться в любое время суток.
Но это все преамбула, как вы, наверное, уже догадались. Амбула же, заключается в том, что тот самый телефонный п*ц, который мы преподносим «близким» ближе к полуночи, случается не так уж часто (и слава Богу!). А вот годятся ли «близкие» для обычных жизненных ситуаций – это бааальшой вопрос.

Ну вот простейший вам пример, из «катечкиной классики». Допустим, мой муж, не хочет покупать мне сапоги. В примере этом нет ничего удивительного и неожиданного, т.к. действительно не хочет. 7 лет совместной жизни вполне хватило для того, чтобы понять, что во вселенной есть две бесконечные вещи: собственно, сама вселенная и моя, катечкинская, обутка. Но это к делу не относится. К делу относится то, что у меня дамская проблема размером с земной шар, и с этой самой проблемой я могу позвонить двум своим подругам – Свете («не близкой») и Лене («ближе только allways»).
Начнем с неблизкой Светы, которая меня не знает.
- Свет, - скажу ей я. – Ты представляешь, вчера видела клевые сапоги, а мне их не купили.
Так я скажу, а потом начнется елей.
- Вот ведь козел, - скажет мне Света. – Нет, все-таки современный мужик измельчал.
- Измельчал, - горько отвечу ей я, и где-то даже всхлипну.
- Не переживай, - ответит мне Света. – Мне тоже не купили.
- Вот ведь козел, - посочувствую Свете я.
Следующие 10 минут мы будем обсуждать козловодство вообще и в частности, всячески жалеть друг друга, и, наконец, расстанемся с чувством взаимной симпатии. Да, не близки – в ведра не блевали, задниц не вытирали и под стол не прогуливались. Да, может быть, в разговоре отсутствовала глубина и тайные смыслы. Да-да-да-да. Но так ли это плохо?
- Великина, бл*, ну на *ера тебе пятая пара? - скажет мне моя близкая подруга Лена.
Само собой, секунд на 10 я ошалею от душевности, а потом перейду в контрнаступление: а ули теряться, я тоже близкая, значит можно.
- Но ты ведь покупаешь четвертую куртку на осень, Леночка? - ехидно поинтересуюсь я.
- Но не пятую же пару сапог, - нервно ответит мне Леночка.
Следующие 40 минут мы будем обсуждать кто из нас больший гад, а в концовке зашвырнем в друг друга трубками. Не бойтесь: перезвоним. Во-первых, у меня не пятая, а седьмая пара сапог, а у Лены вовсе даже не четвертая, а шестая куртка, и, кроме того, мы когда-то блевали в одно ведро, а это, согласитесь, не шутки. Но осадок останется, увы-с.
А самое поганое, что эта «сапожная ситуация» распространяется практически на все.

Так, к примеру, встреча на улице с человеком «не близким», чаще всего заканчивается взаимными расшаркиваниями на тему «как ты здорово сегодня выглядишь» и обещаниями «придти в гости непременно». Ничего обязывающего – встретились и разошлись как каяблики в фасоличьей ванной. Но не таков хорошо натренированный близкий. Не-та-ков! Он точен как снайпер, обстоятелен как учебник по сопромату и уныл, как похмелье старшеклассницы. Ну кто еще скажет вам, что вы подозрительно бледны, попутно поинтересуется состоянием вашей сердечной системы и посоветует больше бывать на воздухе? Правильно, только свое…эээ.. родное, так сказать. И это не важно, что вы даже в лучшие годы своей жизни вы не цвели как райский сад, а ваша сердечная система напомнила о себе только секунду назад, при упоминании о воздухе. Совершенно не важно: близкому лучше знать. Или вот еще одно беспроигрышное приветствие от любящего сердца: «Катя, ты поправилась, но тебе это к лицу». Угу-ага. «Катя, ты наступила в собачью кучу, но от тебя почти не воняет». Причем, чем ближе к телу, тем веселее. Так, моя мама даст фору десятку моих подруг. «Он что, тебя бил?!!!», брошенное вместо приветствия, способно создать такое настроение, как будто вас не то чтобы били, но нещадно от***дили «пирям».

Кстати, касательно визитов. Как показывает практика, мудро поступают не только михуилы со свиньями, которые шляются в гости на зорьке, но и граждане, выбирающие самых дальних знакомых в качестве жертвы.
Только при визите к малознакомой Оле-Люде-Тане вы можете смело рассчитывать на то, что:
А) В доме будет чисто. Не потому что там чисто всегда, а потому что Оля-Люда-Таня еще не знает, что у вас дома такой срач, что ей лично нечего стесняться.
Б) Пельменей не предложат. Не потому что не едят сами, а потому что *уй вас знает, может быть, вы завтракаете фуагра или еще какой-нибудь дохлятиной.
В) Не исключено, что в качестве выпивки навертят мохито. Правильно, потому что за Олину-Танину практику вы первый тысячник и пеЙсатель, и она еще не догадывается, что тысячнеги лакают все, что нОлито, включая жидкость для промывки катетеров, а пеЙсатели не побрезгуют и водой для полива герани.
Всего-то один не близкий человек, а как много плюсов!
С человеками близкими все как-то, знаете ли, короче. Совсем коротко, по правде говоря. Совсем.
- Кофе тама, Великина.
И ни прибавить, ни убавить. Промеждупрочим печалиться нечего: хорошо, что «тама», а не в магазине.

Но самое-самое гадкое знаете что? Ничего-то вы не знаете. Самое гадкое, когда человек «знающий вас», начинает считать, что он знает вас лучше, чем вы знаете себя сами. Как говорит младенец Фасолий, «за такие вещи я уйду к другой матери».
Практика показывает, что самое простое и пустяшное на свете дело – это улучшить чью-то жизнь. Ей Богу, проще, чем в носу поковырять. Так, например, по словам близких родственников, моя аура непременно воссияет, если я:
- начну больше гулять на воздухе; *Дорогой Дима, ты и здесь не оригинален, следует читать как «шляйся сам»*
- выучу английский язык; *Ну что ж, бабушка, после бисероплетения – аглицкий, можно сказать, прогресс*
- серьезно увлекусь плаванием; *Привет, папка! Теперь я знаю, зачем ты родил второго ребенка*
И это далеко не полный список идей, направленных на то, чтобы сделать из меня Человека.
Если вы думаете, что я ругаюсь с родственниками и посылаю их к «другой матери Фасолия», то сие есть глубочайшее заблуждение. Я со всем соглашаюсь. Всегда и со всем. А то, кто его знает, вдруг какая-нибудь гадость приключиться, а позвонить будет некому? То-то.
Velikina Ekaterina (katechkina)

Да, конечно Катечкина это совсем не проза, но и не совсем юмор. Таков авторский  стиль - гм.. "проза жизни"

Отредактировано Galiv (2009-03-17 22:25:10)

АААААААААААА!!! Север! Что это? Факт, пересказанный так поэтично, или рассказ- фантазия?  Но какой стиль! Опять меня трясет! Когда- то я читала эссе Ахмадулиной, не помню о чем- меня трясло, потом Б. Окуджаву о декабристах-тоже. И еще от булгаковского Мастера потряхивало. Прямо стресс у меня сейчас.

Север! По моим скудным медицинским познаниям стресс- это когда сердце часто бьется, внутри сильное волнение, А это можетбыть и от плохого и от очень хорошего, как в данном случае. Вы говорите- первоапрельская шутка? но шутка очччень талантливого шутника.

''Креативщик''
http://lib.rus.ec/b/136785/read#t1

Про тебя и про меня.

Если вы были ребенком в 60-е, 70-е или 80-е, оглядываясь назад, трудно поверить, что нам удалось дожить до сегодняшнего дня.
В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Поездка на телеге, запряженной лошадью, на каникулах в деревне в теплый летний день была несказанным удовольствием.

Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца.
Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, двери часто не запирались, а шкафы не запирались никогда.
Мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло придти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас.
Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы, вспоминали, что забыли приделать тормоза.
После того, как мы въезжали в колючие кусты несколько раз, мы разбирались с этой проблемой.
Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари, там, где они были.
Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить.

Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой. Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания.
Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли.
Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер. У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165 каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом, ведь видиков тоже не было!

Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали, о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними.
Помните? Без спросу! Сами! Одни в этом жестоком и опасном мире! Без охраны!
Как мы вообще выжили?

Мы придумывали игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в садах и ели вишни с косточками, и косточки не прорастали у нас в животе.
Каждый хоть раз записался на футбол, хоккей или волейбол, но не все попали в команду. Те, кто не попали, научились справляться с разочарованием.
Некоторые ученики не были так сообразительны, как остальные, поэтому они оставались на второй год. Контрольные и экзамены не подразделялись на 10 уровней, и оценки включали 5 баллов теоретически, и 3 балла на самом деле.

На переменах мы обливали друг друга водой из старых многоразовых шприцов!
Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям.
Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от ментов или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!?

Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим.

Если вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд и классные сухарики... С их общего согласия... Для их же собственного блага...На самом деле в мире не семь чудес света, а гораздо больше. Просто мы с вами к ним привыкли и порой даже не замечаем. Ну, разве не чудо первое советское средство после бритья? Помните? Кусочки газеты? А такое чудо, как тюнинг автомобиля Москвич-412? Помните? 5-копеечные монеты по периметру лобового стекла, меховой руль, эпоксидная ручка коробки передач с розочкой и, естественно, милицейская фуражка на заднем стекле.

А резинка от трусов - это же тоже чудо! Ведь она прекрасно держит как трусы, так и колготки и варежки или например хвостик на голове!
Пирожок с повидлом - ну разве не чудо? Никогда не угадаешь, с какой стороны повидло вылезет!

Еще одно необъяснимое чудо - поднимите, пожалуйста, руки те, у кого был нормальный учитель труда... а не инопланетянин?
А такое чудо, авоська с мясом за форточкой? Помните: полез доставать - пельмени упали!
А вот этот вот чудесный мамин развод: "Я тебе сейчас покупаю, но это тебе на день рождения"?! Или вот эта волшебная бабушкина фраза на прощание: "Только банки верните!"

А холодильник ЗИЛ помните, вот с такой вот ручкой? Это же однорукий бандит!
Дергаешь ручку - сыпятся банки. А, кстати, что до сих пор лежит в холодильниках на дверце сбоку?
Нет, не яйца. И не кетчуп. На дверце сбоку лежат... лекарства!
Бесплатная медицина - это тоже чудо. Врач один, а очереди две - одна по талонам, а вторая по записи. А еще и третья была - "Я только спрошу!" Да, сколько еще их было, этих чудес света...

Маленькое окошко из кухни в ванную - что там смотреть, объясните?
Обувная ложка-лошадка...
Зубной порошок - чистит как зубы, так и серебро... Писающий мальчик на двери туалета... Телевизор "Рубин" - берешь пассатижи и тын-тын-тын!
Плавки с якорьком... помните?! Молоко в треугольных пакетах или в бутылках с большим горлышком: Я вот постоянно обливался.
А вы говорите: "Семь чудес света!"

Мы раньше много чего делали такого, что сейчас и в голову не взбредет делать. Более того, если ты сегодня хоть раз сделаешь то, что тогда делал постоянно - тебя не поймут, а могут и за сумасшедшего принять.

Ну вот, например, помните, автоматы с газированной водой. Там еще был стакан граненый - один на всех. Сегодня никому и в голову не придет пить из общего стакана! (Сегодня его украдут через пять секунд после установки автомата, ровно за три секунды до того, как утащат и сам автомат...) А раньше ведь все пили из этих стаканов... Обычное дело! И ведь никто не боялся подхватить какую-нибудь заразу...
Кстати, эти стаканы использовали для своих дел местные пьяницы. И, представьте себе, вы только представьте это - они ВОЗВРАЩАЛИ стакан на место! Не верите? А тогда - обычное дело!

А люди, вешающие простыню на стену, выключающие свет и бормочущие что-то себе под нос в темноте? Секта? Нет, обычное дело! Раньше в каждом доме проходила церемония, которая называлась - задержите дыхание - диафильм! Помните это чудо?! У кого сейчас работает проектор диафильмов? Дым валит, едкий запах по всей квартире. Дощечка такая с письменами. Что вам представляется? Индийский великий жрец Арамонетригал? На самом деле это вы-жи-га-ние. Обычное дело! Миллионы советских детей выжигали открытки мамам на 8 марта - Мамочка, поздравляю с международным женским днем. Желаю тебе мирного неба над головой, а твоему сыну - велосипед...

А еще все сидели в ванной, причем на опущенном стульчаке, причем в темноте - и светил там только красный фонарь... Догадались? Обычное дело - печатали фотографии. Вся наша жизнь на этих черно-белых фотографиях, отпечатанных собственными руками, а не бездушным дядькой из Кодак.. Ну вы же помните, что такое - фиксаж?

Девчонки, а вы помните резиночки? Удивительно, но ни один мальчишка на свете не знает правила этой игры!
А сбор макулатуру в школе? До сих пор мучает вопрос - зачем?
... Да, это мы были такими, а вот такими мы стали:

1.  по ошибке, ты печатаешь свой пароль системного доступа на микроволновке;
2.  у тебя список из 15 номеров, чтобы связаться со своей семьей, которая состоит из 3 человек;
3.  ты отправляешь e-mail своему коллеге, что сидит в соседней комнате;
4.  ты почти потерял контакт со своими друзьями или семьей, потому что у них нет адреса электронной почты;
5.  после рабочего дня ты возвращаешься домой и отвечаешь по телефону так, словно ты еще на работе;
7.  ты впадаешь в состояние паники, если вышел из дома без мобильного телефона, и ты возвращаешься за ним…
8.  ты просыпаешься утром и первая вещь, которую ты делаешь - подсоединяешься к Интернет, даже до того, как выпьешь кофе;
9.  ты склоняешь голову на бок, чтобы улыбнуться;
10.сейчас ты читаешь этот текст, ты с ним согласен и улыбаешься;
11.еще хуже, ты уже знаешь, кому ты перешлешь это сообщение…
12.ты слишком увлечен, чтобы заметить, что номер 6 в этом списке отсутствует;
13.тебе понадобилась лишь секунда, чтобы пробежать еще раз по Сообщению и убедиться, что номера 6 действительно нет!»

Растрепала дерзкая девчонка!
Александр Яшин
Растрепала дерзкая девчонка! Растрепала свои волосы и мои мысли, распахнула свои яркие глаза – небеса, разорвала в небытие свою бескрайнюю улыбку. Вот и все. Конец. Выдохнул. Весь воздух, обманом забравшийся ко мне в легкие вышвырнут на бескрайние просторы вселенной. Теперь я свободен, на несколько секунд свободен от пропитанных низкими мотивами кубометров лживого газа, который дает нам жизнь и постепенно убивает каждую минуту. Закрыл глаза и ощутил ее дыхание. Робким, стеснительным движением протянул руку и поймал ее. Длинные, аккуратные пальчики дрогнули, словно поглотив неведомый разряд, и слились с моими. «Люблю» - с детским доверием произнесли ее прекрасные губы. Я промолчал, на секунду замер, приблизил к себе, и нежным сладким поцелуем, опьяняя свежестью и искренностью, разразилась весенняя ночь…

Каждое утро, спускаясь по этой лестнице и лениво переступая на следующую ступеньку, вспоминаю ее лицо и заново утопаю в ее глазах, вспоминаю ее изгибы и осторожно глотаю терпкую слюну, смазывающую мое высушенное горло. Это любовь? Нет, это страсть, думаю я – она сжигает и является самой разрушительной силой. Любовь не может разрушать. Любовь чиста помыслами и действиями, она создает уют и взаимное доверие. Страсть же разрушает и то и другое. И вот теперь я иду по пути разрушения, по пути недоверия и ревности. А она плачет. Ей больно, когда я ухожу, не сказав ни слова за вечер. Она кричит, что не может так больше жить, что я жестокий человек, что она покончит собой, потом меняется в лице и умоляет меня быть с ней. И я поддаюсь ее мольбам… Стоп. Лестница закончилась. Оглядываюсь и понимаю, что вернусь, понимаю, что не могу без нее, пусть даже она этого не знает. И все повторится. Повторится до тех пор, пока однажды не приду и не останусь один на один с равнодушной дверью, молчаливо глотающей мои звонки, и тогда я развернусь и уйду навсегда.

ЛЮБОВЬ

Любовь – забавная вещь для описания. Её так легко чувствовать, но она ускользает, когда говоришь о ней. Как кусок мыла в ванне – оно у тебя в руке, пока не сожмешь его слишком крепко.
Некоторые люди проводят жизнь в поисках любви вне их самих. Они думают, что должны поймать и удержать её. Но любовь ускользает прочь, как влажный кусок мыла.
Удерживать любовь не так уж неправильно, но ты должен научиться держать её легко, ласково. Отпусти её летать, если она хочет. Если она  свободна, любовь сделает жизнь живой, радостной и новой. Это суть и энергия, что движет моей музыкой, моим танцем, всем. Пока любовь в моем сердце, она повсюду.

СМЕЛОСТЬ

Любопытно, для чего нужна смелость, а для чего нет. Когда я выхожу на сцену перед тысячами людей, мне не кажется, что я очень уж смелый. Куда большая смелость бывает нужна  для того, чтобы выразить настоящие чувства перед одним человеком. Когда я думаю о смелости, я думаю о Трусливом Льве из «Волшебника страны Оз». Он всегда убегал от опасности. Он часто плакал и трясся от страха. Но он разделял свои истинные чувства с теми, кого любил, даже если не мог гордиться тем, что чувствовал.

Для чего действительно нужна смелость, так это для искренности. Выражать свои чувства не означает раскрывать всю душу перед кем-то – это значит самому принимать и честно показывать то, что у тебя на сердце, и неважно, что это может быть. Когда ты достаточно смел, чтобы быть искренним, ты знаешь сам, кто ты есть, и можешь позволить другим это увидеть. Это страшно, потому что ты чувствуешь себя таким уязвимым, открытым, боишься быть отвергнутым. Но без самопринятия  прочая смелость, смелость киногероев, кажется пустой. Несмотря на риск, смелость быть честным и искренним открывает путь к самопознанию. Это предлагает то, чего мы все хотим, обещание любви. 

АНГЕЛ СВЕТА

Трудно увидеть ангелов, хотя я смотрел часами на их изображения на картинах. Некоторые люди могут видеть их без изображения и эти люди рассказывают интересные истории. Ангелы- хранители всегда женщины, например, что ничуть не удивило меня, когда я об этом узнал. Ангел рождения, набранный из младших чинов, Сопровождает каждого младенца, когда он появляется на свет, пока другой ангел, старший, но не менее добрый, помогает умирающим покинуть этот мир без боли и страданий.
Ты можешь молиться ангелам, и они услышат, но лучший способ вызвать их, сказали мне, это смех. Ангелы отзываются на радость, потому что это то, из чего они сделаны. Фактически, когда человеческие умы затуманены гневом и ненавистью, ни один ангел не может дотянуться до них.
Не у всех ангелов есть крылья – как говорят очевидцы – но те, кто может развернуть золотое оперение, охватывают целый мир. Если бы твои глаза могли смотреть прямо на солнце, ты бы увидел сидящего там ещё более яркого ангела; ещё один безмятежно улыбается с лица луны.
Ангелы проводят всю свою жизнь, которая длится вечно, кружась вокруг трона Создателя, воспевая Ему хвалу. Люди с острым слухом слышат их. Гармония ангельского хора невероятно сложна, говорят они, но ритм прост. «Большей частью это марш», - утверждал один слышавший. По некоторым причинам, этот факт – почти лучшее, что я узнал.
Со временем становится так одиноко слушать об ангелах, которых ты сам не видел. Когда женщина, видевшая ангелов, услышала это, она была в шоке. «Ты не видел? – сказала она. – Но ведь ангел есть в тебе. Во всех есть. Я вижу его даже сейчас и думаю, ты бы тоже мог.» «Нет,» – сказал я печально и спросил, на что это похоже. «Он выглядит как я?»
«Ну, и да и нет, - загадочно ответила видевшая ангелов. – Все зависит от того, что ты сам о себе думаешь. Твой ангел – пятнышко света, сидящее в самом центре твоего сердца. Оно меньше атома, но подожди немного. Когда ты приблизишься к нему, твой ангел увеличится. Чем ближе ты подойдешь, тем больше он станет, и наконец, во вспышке света, ты увидишь своего ангела в истинной форме и в тот же момент ты увидишь и самого себя».
Теперь я ищу своего ангела все время. Я сижу тихо, обратив взгляд внутрь себя. Не так давно я заметил, как что-то мелькнуло. «Это ты, Ангел, держащий свечу?» Одно мерцание – и он исчез. Пока что и этого довольно, чтобы заставить мое сердце бешено колотиться. В следующий раз мой ангел подаст знак лампой, потом он будет держать факел,  а потом загорится костер.
Это мне обещала видевшая ангелов, и теперь, когда я увидел мерцание, я знаю достаточно, чтобы верить.

"Танцуя Мечту. Поэмы и размышления"
Майкл Джексон

ДО ТОГО, КАК Я СТАЛА МАМОЙ...

Я спала столько, сколько хотела, и никогда не беспокоилась о том, в котором часу я ложусь в кровать.
Я причесывалась и чистила зубы каждый день.
До того, как я стала мамой,
Я убиралась каждый день,
Я никогда не спотыкалась об игрушки и не разучивала слова колыбельных,
Я не беспокоилась о том, ядовиты или нет мои комнатные цветы.
Я никогда не задумывалась о прививках.
До того, как я стала мамой,
На меня никого не рвало,
Никто ни разу не обкакивал меня, не плевал, не жевал и не описывал меня.
Я полностью контролировала свой разум и свои мысли.
Я спала по ночам.
До того, как я стала мамой,
Я никогда не удерживала плачущего ребенка, чтобы доктор мог осмотреть его. Или сделать ему укол.
Я никогда не смотрела в полные слез глаза, готовая сама заплакать.
Я никогда не замирала от счастья при виде робкой улыбки младенца,
Я никогда не сидела у детской кроватки, охраняя чужой сон.
До того, как я стала мамой,
Я никогда не держала на руках спящее существо просто потому, что мне не хотелось расставаться с ним.
Мое сердце никогда не разбивалось на миллион кусочков, когда я не могла унять чью-то боль.
Я никогда не подозревала, что что-то очень маленькое может иметь самое большое значение.
Я никогда не думала, что я могу любить так горячо.
Я никогда не знала, что быть мамой – настолько здорово.
До того, как я стала мамой,
Я не знала, как это – твое сердце вне твоего тела и принадлежит кому-то другому.
Я не знала, какое это счастье – кормить проголодавшегося малыша.
И мне неведомо было это особенное чувство единства матери и ребенка.
Я не подозревала, что кто-то очень маленький может дать мне ощущение собственной значимости на этой земле.
До того, как я стала мамой,
Я никогда не просыпалась через каждые десять минут только для того, чтобы удостовериться, что все в полном порядке. Для меня оставались сокрытыми и те чувства особой теплоты, радости, любви, боли, изумления и удовлетворение, которые бывают только у мам.
Я не знала, что я способна переживать так сильно и чувствовать так глубоко.

И до того, как я стала бабушкой...
Я не знала, что все эти мамины ощущения удвоятся, когда ты видишь маленький пищащий сверточек на руках у ТВОЕГО ребенка.

/Из интернета/.

Спасибо за картинку, за такое  очень нежное материнское счастье. Выкладываю новый белый стих от моей любимой izubr

Четыре четверти меццо-форте

И если Богу нужны гимнасты – он точно выберет нас с тобой, таких крикливых и голенастых, и вечно ржущих наперебой, таких совсем сотворённых наспех, на спор, придуманных на слабо.

Не тех, кто пьёт здесь Мартини Бьянко и кормит розовых поросят, а нас, спокойно сопящих в ямке от силы метр на пятьдесят, таких, что режет в глазах – так ярко, штанами по ветру парусят, лисят, зубастых смешных крысят.

И если Богу нужны артисты, танцоры, клоуны и шуты, паяцы в шапочках золотистых, то это, ясно же, я и ты. Как брызги чьей-то неловкой кисти на приготовленные холсты, напортить, прыгнуть и укатиться, пока художник ушёл в кусты. Обнять, смеяться до немоты.
Не тех, что смотрит с тоской мадоньей сквозь непроглядные облака, а нас – ведь нас не сыскать бездомней, больней, безвыходней и бездонней, мы спим на тёплых его руках. Мы знаем запах его ладоней – полыни, пота и молока. Мы не покинем его пока.

Бери нас, Боже, скорее, ну же, бери в гимнасты, в шуты бери. Тебе же вряд ли совсем не нужен огонь, живущий у нас внутри, хоть на секундочку посмотри.

Господь молчит, я хочу купаться, вокруг прозрачно и горячо. Смешно и сладко немеют пальцы, когда ты тычешься мне в плечо.

Господь поймал нас ещё мальками и каждый миг разделил на два. Вода шумит, огибая камни, шуршит нечёсаная трава. И пахнет солнцем и васильками твоя пушистая голова.

(Алька Кудряшова)

http://lib.ru/PROZA/NAGIBIN/bogoyar.txt
Нашла только эту ссылку, но у меня она не раскрывается.
Найдите на " Яндексе" - Нагибин "Богояр". Почитайте, там не так уж много. Я когда-то читала только первую повесть, а оказывается, он написал в продолжение еще две . Почитайте. Я была под очень большим впечатлением.

Отредактировано shu-shu (2010-02-16 16:22:06)

Лежат у меня давным-давно в папке два стиха. Всё никак под настроение не попадают. Одно печальное принесу сюда. Кому очень захочется, то найдет. А другое для поэтической ветке. То и другое белый стих.

Шорохи, стуки, шепоты

Ползет-не ползет строчка, плохо идут дела. Была у меня дочка, тонкая, как стрела. Ходила за мной следом, касалась меня плечом. Училась будить лето, учила смеяться пчел. Ноябрь дождем вертит, взбирается в рукава. Прозрачная, как ветер. Певучая, как трава. Я пробовал жить вечно - не выдержал, не могу. Была у меня свечка - елочка на снегу.
Который там час? Точно не знаю, стрелки в нуле. Была у меня дочка - лучшая на земле. На улице мрак - пес с ним, проветрюсь под злой водой. Училась писать песни и плакать над ерундой. И мне не ходить в парках, судьбе чужой - не мешать. Кормила синиц в парках, вязала лохматый шарф. Жизнь выскочила внезапно, как сердце из-под ребра. От озера шел запах меда и серебра.
За зиму весна платит, у мира новый виток. Я дочке купил платья, два платья разных цветов. Всё, так как она просила и счастью цена - пятак. Белое - чтоб носила и черное - просто так. Оставил возле подушки: проснешься - и надевай. А сам зевнул благодушно и лег себе на диван. Вот только слезы глотаю, и ломит в висках тоска, ушла моя золотая, а мог бы не отпускать.
Не буквы - одни точки, часок почитал - слег. Была у меня дочка, девочка, мотылек. Так прыгнешь с кочки на кочку и свалишься в никуда. Сиреневый колокольчик, березовая вода. Теперь что ни день - вечер, слова - всё равно не те. Была у меня свечка, искорка в темноте. Растаять в песке снежном, заснуть, уйти, не глядеть. Осталась со мной нежность - куда мне ее деть?
Остались со мной краски - тьма неба, белая пыль. Исчезла моя сказка, начав для себя быль. Давно уже пилигримы отправились петь на юг. Она ведь идет мимо - а я и не узнаю. На улице минус тридцать, ни слова не говоря, не дочка моя - царица несет на руках царя. Царица - вязаный свитер, царица - гордая стать. Я рядом бегу - свитой и пробую не отстать. Обрывки души - сшей-ка, последний - смотри - шанс: на толстой царевой шейке лохматый смешной шарф. Царь спящий, как черепаха, закутанный, шерстяной. Мне кажется, снег пахнет нагретой солнцем стеной.
Алька Кудряшова, та самая

для любителей П. Коэльо  http://imhonet.ru/person/154853/  )))))))

Розовые очки

Длинный поток сознания - как-то не мой жанр.

Счастье состоит из трех компонентов - подумать головой, помахать языком и покрутить педали. Хорошо быть примитивным организмом.

Город очень невелик. Только подумаешь, как небрежно напишешь в ЖЖ: "Ехала сегодня по набережной Фонтанки от Адмиралтейской верфи до Летнего сада", как вокруг тебя уже гаражи, пустыри, завод по производству мороженого и скульптуры из обломков сельскохозяйственной техники.

Оказывается, о тяжелый и плотный серый ветер можно удариться головой. А когда на ударенную голову обрушивается лиовый закат, то ты вообще перестаешь понимать, где ты находишься.

Днем хочется накормить вентилятор свежим воздухом, а то плотный и использованный скоро начнет в нем застревать.

Друг Паша рассказывает об опасностях прогулки по ночному городу Д., где яблоки и ежевика устраивают на тебя засаду и внезапно выпрыгивают из кустов. Сочувствуя, завидуешь.

Стоит небу расколоться и вылить на тебя тщательно накопленные ведра дождя, мир наполняется полуголыми и босыми мальчиками и девочками, у девочек растекается краска по лицу, но из-за улыбок это практически незаметно.

Лужи настолько теплые, что понимаешь, что водный велосипед это городской транспорт и очень приятное средство передвижения.

"Выключите вспышку!" - говорю я, адресуя возмущенный возглас темному небу, которое ежеминутно освещается длинными безмолвными молниями. "Ему тоже нравится вид ночного города, а фотограф он непрофессиональный," - меланхолично отвечает друг Олег, отхлебывая гранатовый сок. "Просто скорость вращения земли не позволяет поставить длинную выдержку," - проясняет ситуацию друг Кирилл.

Друг Кирилл и друг Олег будят тебя в шесть утра, когда ты заспыаешь в три, аргументируя это тем, что они сварили кофе и у них есть бутерброды с красной икрой. Вытаскивают тебя из сна про оленей, дорожные знаки и сосновые ветки, протягивая в этот сон теплые большие ладони.

После лилового заката, красных арбузов, розового анжуйского видишь с балкона семнадцатого этажа рассвет цвета разбавленного малинового сока, встречающийся с угольно-черной тучей, и понимаешь, что с покупкой розовых очков можно пока подождать.

Вместо "Шампунь для ослабленных волос" читаю "Шампунь для влюбленных волос".

3 августа 2010г Аля Кудряшова

shu-shu,
Татьяна Евгеньевна!
Не расстраивайтесь.Сейчас это модно -откапывать на свет Божий какие-то нелицеприятные факты из жизни не только знаменитостей,но и великих
правда это или нет.Главное-скандал любой ценой.
А я скажу словами гения;
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!  

Кстати,правда немного не по теме,но сейчас в Питере снимается сериал о жизни Маяковского под рабочим названием ''Маяковский.Два дня''
В главной роли-Андрей Чернышов.